оказалось, что овсянка с яблоками - это очень вкусно. особенно, если полить это дело сгущёнкой. мы всю жизнь варили овсянку неправильно. сегодня я достиг просветления, друзья.
вчера снилось, как сдавал экзамен по корейскому языку. при том, что я не помнил даже хангыль. задание было на составление сложных предложений, что-то вроде ребуса. я долго втыкал, а потом развопился, что в этом нет никакого смысла. типичный я.
читать дальше - Она сказала, что я слишком много провожу с тобой времени. Теперь понятно, почему в багажнике столько сумок с вещами. - А я сказал, что если не буду этого делать, ты вскроешься. И это, скорее всего, правда. У Славы было много друзей, по-настоящему близких, которых он любил и кто действительно старался ему помочь, настойчиво поддерживая связь - но ничего не помогало. Ничего не помогало, пока не появился Мирон. - Но ей всё равно. Он заехал за ним на своей тачке. Покидал в спортивную сумку кое-какую одежду, упаковал кота, и вот они уже летят к неведомому чёрту на рога, и февральский пейзаж монотонно бежит за окном, всё не кончаясь и не кончаясь. - Это естественно, - подаёт голос Слава. Он всё ещё почти не разговаривает, в основном отвечая лишь на прямые вопросы, но зато слушает. - Естественно, что какой-то левый парень ей до фени. Не естественно, что ей до фени я и то, что меня беспокоит. Почему Мирона беспокоит, жив Слава или нет, оставалось загадкой. Слава и не интересовался: он был как тряпичная кукла и принимал любые манипуляции вообще от кого угодно. Просто Мирон был самым деловым из его/не его круга и быстро установил свои порядки. Хотя не то, чтобы он как-то уж сильно вмешивался. Приезжал раза три в неделю, готовил еду, немного прибирался и усаживался подле Славы с ноутбуком или книгой. Иногда загонял Карелина в душ. Иногда выводил его гулять на балкон. Логично было бы ожидать попыток поговорить или аккуратно пристроить в дурку, но ничего такого - Мирон просто был рядом. И, как ни странно, это действовало. И мир, не сговариваясь, оставил их в покое. На заправке Славе покупают хот-дог и он спокойно съедает его. Потом ещё мороженое. - Похоже, я расстроил тебе семейную жизнь, - замечает он без всякой интонации, когда они снова выезжают на трассу. - Радуйся: карьеру не расстроил, так хоть семейную жизнь. - Карьеру ты и сам себе прекрасно расстраиваешь. Мирон улыбается: кажется, он совсем не зря решил увезти Славку из города. Ему и самому тошно было оставаться. Сколько уже он живёт словно в каком-то оцепенении? Первым делом, когда он приезжал к Славе, он открывал шторы и окна. В этой квартире пахло так, будто в ней никто не жил. Мирон варил кофе, тискал кота, включал какую-нибудь музыку. Слава чаще всего валялся на гостевом диване и никак на визитёра не реагировал. Туда же он складывался после того, как Мирон его кормил чем-то... вкуса еды он, скорее всего, не различал, но Мирон старался, вкладывая в это свою энергию, и в какой-то момент Слава не отвернулся по своему обыкновению к стене - и это было хорошо. Как и теперь, когда Мирон услышал эту блеклую колкость, от которой у него резко потеплело в груди. Кто бы знал, что когда-нибудь это будет так приятно. Частный домик стоял среди сосен на берегу озера, которое сейчас, конечно, походило на поле. - К концу недели обещают калейдоскоп непогоды, - докладывает Мирон, выскакивая из машины и озираясь, - можно будет полазать по округе, пофотать тебя в естественной среде обитания. Слава думает, что если бы ему нужно было выживать в лесу, то он бы через неделю склеил ласты от заражения крови. Это летом. Зимой хватило бы и суток. - Я имею в виду снег, - уточняет Мирон, будто услышал его мысли. "Ты имеешь в виду смерть", - поправляет его Слава и улыбается сам себе. Они идут разгружать сумки, осматривать дом, обустраиваться на неопределённое время. Слава ни о чём не спрашивает, Мирон не смотрит дальше завтрашнего дня. Они ночуют в одной постели на втором этаже. Утром пьют кофе и идут на прогулку. Ничто вокруг не напоминает о присутствии людей, кроме них двоих. Вернувшись, сразу готовят обед, смотрят какие-то мультики, вечером дом освещается огоньками. Мирон читает вслух "Левую руку Тьмы", чувствует чужое тепло, они выпивают немного яичного ликёра, ложатся поздно. В этой глубокой темноте и тишине Славе вовсе не кажется странным, когда его вдруг обнимают со спины.
задорная мальчишеская игра, в которой первым выбывает..! ээээ..
хочу такое же с беннодой и оксигноем :3 тормозить паровозик будут исключительно Майк с Мироном, пушо САКУРА И ДУБ, АХАХ! со Славушкой Майк найдёт общий язык несравненно быстрее Честер и Мирон будут стараться удивить друг друга (и бытие). беннода целуются и бегут смотреть на пожар. окси с гноем лизались бы до второго пришествия, но их рассадили.
читать дальшеооой, таким малахольным как я только самоубиваца, блять. у меня неприятное чувство просрочки, ю ноу. я вроде как уже всё прикинул, кроме плана Б, а это ключевой пункт. меня пугает, что на практике всё окажется не так, как я думаю. А ПОСОВЕТОВАТЬСЯ НЕ С КЕМ. наверное, поэтому я такое бессердечное дерьмо, что всю жизнь остаюсь со своими главными вопросами один на один. но, по крайней мере, это забавно: у меня нет ненависти к себе. или ненависти к жизни как таковой. нет отсутствия интереса, депрессии и бла-бла-бла. и почему рациональное решение даётся так тяжело, загадка. может, это просто мой характер. я очень долго терплю человека/работу/обстоятельства (не подавая признаков недовольства), но в какой-то момент резко всё обрываю, и никто ничего не понимает. ещё думаю, какой же я мерзкий, если от меня отказался самый важный человек? ну такое. расстраиваюсь и плачу, короче. в принципе, что я хотел, я уже сделал.
мне кажется, если я ещё раз посмотрю Лето, я втрескаюсь в Майка (А ДВА МАЙКА НА МЕНЯ ОДНОГО ЭТО УЖЕ ПЕРЕБОР ХОТЯ КОГО Я ОБМАНЫВАЮ). конечно, надо помнить, что это только кино (ТЫЫЫЫ ТАК ЛЮБИШЬ ЭТИ ФИЛЬМЫ МНЕЕЕЕ ЗНАКОМЫ ЭТИ ПЕСНИ), и настоящий Майк был совсем не таким. или не совсем таким. но я не помню.
читать дальше В какой-то момент желание приласкать его достигло критической массы. Даже не желание - настойчивая потребность. Что-то сродни того, когда надо ударить по уже пошедшему трещинами стеклу. Майк не понимал, чем это было вызвано: вокруг всё как обычно. Обычный выматывающий тур. Обычные развлечения одногруппников-полудурков. Обычный Честер: в меру невыносимый, в меру очаровательный. Когда у Майка сорвало колпак, они валялись в его номере, собираясь обсудить что-то текущее, но не в силах это сделать. Честер лежал к нему лицом: глаза он закрыл, но спать и не думал. Майку показалось, что веки и кожа вокруг глаз у него воспалены. Он не успел подумать о том, что Честер может отреагировать как-то отрицательно - просто потянулся: сначала рукой, чтобы погладить лицо и стриженый затылок, потом губами, начав серию поцелуев с виска - осторожных, но не робких, а затем и всем корпусом, опрокидывая Честера на спину и теряя последний здравый смысл. Хотя что считать здравым смыслом? Майк уже давно наблюдает за собой будто со стороны. И видит, что музыка встала на поток и перестала быть откровением - но не то, чтобы это сильно расстраивало. Видит, как Честер завёл себе 33 проекта и не знает, куда впихнуть сеансы с психотерапевтом (от которых, по мнению Майка, только хуже, если бы он имел право высказываться на сей счёт). Видит, что сам он добился успеха, который не приносит ему никакого счастья. Разве что в самом начале, в самом начале, когда... Честер подаётся навстречу. Не отталкивает, не буксует, ничего не спрашивает. Только приподнимается, чтобы Майк стянул с него штаны и бельё. Разводит ноги, хватается за всё, до чего достаёт. Майк, конечно, хуем в него не лезет и ласкает внутри пальцами. Касаться Честера в таком месте оказалось очень волнительно, и Майк сглатывает слюну, пока не догадывается пустить её в дело, взяв член Честера в рот. Когда тот начинает тихо постанывать, Майк вспоминает ощущение, давно его не посещавшее - это пульсирующее тепло, когда из-под пальцев льётся чистая, искренняя мелодия. А не это вот всё. Какое ему дело до чужих проблем? Майку с юности было свойственно брать на себя больше ответственности, чем он мог вывезти. Конечно, его волновала судьба близких, по возможности он расширял поле беспокойства на ещё невообразимое количество людей (именно столько у них было фанатов, например), однако если этим увлечься, то можно перестать замечать, что творится у тебя под носом - в твоей собственной душе. С того вечера они стали уединяться постоянно. Не обязательно для долгого и плотного общения без стыда и совести - они могли просто сидеть рядом, каждый в своём гаджете, или смотреть новости на местном языке, поедая какую-нибудь вкусную перчёную дрянь, в конце концов, СПАТЬ (и такое с ними случалось). Было здорово устроить голову у Честера на коленях и слушать, как он щебечет по телефону с женой или с кем-то из Пилотов, ставить ему всякий стрёмный панк, предлагая взять кого-нибудь на буксир и получая в ответ ощутимый тычок или ироничное фыркающее "я слишком стар для этого дерьма", рассказывать свои сны, что для Майка было той ещё обнажёнкой, и, конечно, касаться, касаться, постоянно касаться Честера. - Почему ты это делаешь? - спросит он как-нибудь. - Что делаю? - не поймёт Майк, и Беннингтон кивнёт вниз. - Держишь меня за лодыжку. Причём только за правую, я заметил. Майк посмотрит на свою руку, действительно лежащую на чужой лодыжке и, надо думать, не в первый раз, и пожмёт плечами: он не знает. Зато помнит, как буквально приучал Честера к рукам, когда тот только присоединился к ним - совсем дикий. Тогда у Майка на этот счёт не было никаких теорий, он действовал по наитию - и Честер расцветал у него на глазах. С тех пор многое изменилось, многое - далеко не в лучшую сторону, но Честер всё так же принимает его внимание - безоговорочно, с энтузиазмом, будто иссохшая земля впитывает в себя влагу дождя. Глядя на него, такого, Майк мог думать только об одном: если он хочет помочь Честеру, он должен помочь самому себе. Потому что это, очевидно, одно и то же.
@настроение:
приходииии ко мне ааадна полногрудая луна я один в пустой квартиирееее МНЕ НЕ МЕСТО В ЭТОМ МИРЕ
СОЛНЦЕ МЁРТВЫХ "Страдалец, блять", - чётко заключает Мирон, выдёргивая наушники и отбрасывая их в сторону, вместе со смартфоном. - "Чёрт депрессивный". Никогда он ещё так не выматывался от прослушивания альбома. Как будто прожил тысячу жизней - и все на 1/6 земли, от Магадана до Сочи, от Барнаула до Норильска. Прожил тысячу и одну - славкину, которая перевешивала их все, заключала в себе и бесстыдно голосила, причитая и охая, о чём-то очень своём и потому действительно важном. В твиттер он, конечно, напишет, что ему не понравилось. Что не ухватил сути. Так уж у них повелось. Ощущение, что Мирон где-то серьёзно проёбывается, усилилось. Это было первой и основной реакцией на любое появление Карелина на горизонте, и Мирон, соответственно, без острой нужды на рожон не лез. И даже на баттл вызвал фактически случайно. Надо отдать Славику должное: он повёл себя как истинный джентльмен, просто вылив на него абстрактные помои, замаскированные под классические предъявы к Оксимирону, которые имел каждый фонарный столб по пути к бару 1703, если идти с Камчатки. Со всем своим талантом, разумеется. Сделал баттл-рэп, короче. По красоте, типа. И всё бы ничего, если бы не настоящие эмоции, оплетающие каждое сказанное (брошенное, выплюнутое) слово. Если бы не горечь понимания, сквозившая из-под фасада агрессии. Не эта обречённость, ласкающаяся под руку, как к чему-то идентичному. Мирон был уверен: Слава знает о нём что-то, чего не знает о себе сам Мирон. Хотелось это сбросить, как пальто с чужого плеча. Казалось, это даже получилось: за океаном - но он вернулся домой, а тут... Мирон привык полагаться на свой разум и всегда находил крысу, но в данном случае он просто чувствовал и всё. На радарах пусто. Работать с такими материями он не умел. Зато умел Слава, и за ответами нужно было идти к нему. "Солнце мёртвых" дало Мирону карт-бланш. Можно было сказать: это усердно, имитационно, лубочно. А потом: ну ты чего, Слав, иди под крышу, промок же весь. И ничего, что это "крыша" Горгорода: зря что ли Мирон его строил? В конце концов, кругом Рассея. Ты Рассея моя, Рассея. Славке ли не знать?
облога первого альбома модерат (да и последующие не хуже: один раз увидишь - не забудешь) :3 видимо, давненько мы не слушали модерат. давайте послушаем модерат.
интересно, как бы звучал Морено с Честером на бэке? мне кажется, напрочь божественно. Морено и сам-то по себе весомая фигура - Честер же вытаскивает даже шинодин скулёж, а тут целый настоящий вокалист: есть где развернуться. более того! в том смысле, чем и насколько Честер вкладывается в свой голос, с ним в принципе сложно кого-то сравнить. однако в Морено есть что-то такое.. мм.. созвучное. и так как у Честера куда шире разброс, с бэка он может такой красоты контекста отвалить, что только держись. именно для выразительной, но монотонной лидирующей линии Морено, ю ноу.