[sxn]

С первым снегом

Parempi saada surmansa niiden iskusta
kuin kokea kurjuutta talvella.

"Этот уже не растает", - подумал Слава и похрустел дальше по нечищеной дорожке. Хотелось прийти к Мирону под дверь и вскрыться, оставив на стене кровавое послание, чтобы как в песне. Знать бы ещё, где он живёт.
Слава праздно шатался по строительному гипермаркету, когда Фёдоров его вызвонил и сказал:
- Я слышал, ты рисуешь. Мне бы это... обложечку?
- Неужели? - только и ответил Карелин, больше удивившись наличию релиза, нежели тому, что из престольных чертогов обратились именно к нему. - Ну скидывай свою дрисню, сделаем.
- Не, треки не дам.
- А как мне рисовать, с потолка?
- Мне как раз нужно, чтобы ты был максимально свободен.
- Ну название хоть?
- "Ты и я". Что-то вроде...
- Какой ужас. Это твоё затворничество тебе явно не на пользу. Раньше хоть что-то отвлекало от зеркала, ну там, прослоечка из антиутопии.
- Допёр всё-таки?
- Ладно, не кроши батон! Ты мне денег-то дашь?
Первый вариант Мирон забраковал. Но ко второму даже по мелочи не придрался. Поблагодарил, отвалил двести штук и испарился, как будто и не бывало. А потом началось: признания, интриги... Похайпить на щекотливой теме десятилетней давности всегда приятно. Славе не понравилось, что кто-то бьёт Мирона по лицу. Активность жида пришлась не на самое лучшее время, реагировать на всё это не хотелось, но приходилось. Диссочек вот запилил. Дрянь какая-то, если честно.
Надо отдать Окси должное: нервировать публику он умеет. Новый материал был разношёрстным и не понятно к чему ведущим. Долгожданный альбом выпал на землю обетованную вместе с первым снегом. Работа Славы на обложку не попала.
"Сука".
Сколько лет прошло, а он до сих пор не понимает, как работает навигатор у этой путешествующей кукушки. В дверь позвонили: это приехала еда. В последний раз Слава плакал прямо в суп, когда ему было лет десять и его за что-то здорово наказали. Он вспомнил до кучи ещё и то и стал совсем задыхаться. Вот бы вылезти из собственной шкуры, но максимум что можно - выбраться из бетонной коробки, где каждый звук отзывается эхом. Так он и поступил, оставив всё съестное, как было, на столе, не задвинув под стол табуретку, что делал непременно, ибо всегда об неё спотыкался.
Ты исчез и я исчез.
Куда ему идти?
Жид бы не стал кривляться, если бы ему картинка не понравилась. Решил себе оставить? Слава достал телефон, пролистнул уже скачанный альбом и понял, что не может. Ясно, что то, о чём думал он, выполняя заказ, и то, о чём окажется этот альбом, будут максимально отличаться друг от друга, и такое несовпадение - последнее, что Слава хотел испытывать в своём состоянии. Надо было послать кое-кого к чёрту, вместе с его вечными разборками с самим собой. Что ж, значит, сам виноват.
С тем он и вышел на проспект, где ветер тут же набросился на него: потрепал и отпустил, словно наигравшийся кот - оставил одного с покалывающими скулами. Слава не сильно успел продвинуться вдоль, прежде чем застыл перед тёмной витриной, зацепившись за своё отражение в ней. Многие магазины и заведения были закрыты, и уличного освещения едва хватало на то, чтобы рассмотреть собственное лицо в глубокой тени двух капюшонов. Было ли красивым то, что Слава увидел? И если да, имело ли это хоть какое-то значение? Внутри прямоугольника за его спиной не отражалось ни одной фигуры лебедя.