[sxn]

Старик у моря (лол)

Мирон всегда невольно притормаживает в этом углу дома, проходя из гостиной на кухню, потому что отсюда лучше всего видно, как на горизонте блестит море.
Слава ещё спит. Ближе к вечеру его нужно будет отвезти в аэропорт. Ах ты чёрт, как же не хочется!
Мирон моет клубнику, съедает пару ягод и, оставив вазочку на столе, идёт искупаться в бассейне, прежде чем придумать что-нибудь на завтрак. Ему нравится плавать с утра, если он просыпается не слишком рано. Частенько Слава застаёт его именно за этим занятием. Выходит к нему в своих просторных трусах, присаживается на край и закуривает. Его, разумеется, стаскивают в воду ещё до того, как он прикончит первую за день сигарету.
Приглашая Карелина погостить в своём временном обиталище, Мирон, конечно, ни на что не рассчитывал. Ему плохо верилось в происходящее даже тогда, когда он встречал Славу с самолёта. Он слишком крепко пожал ему руку, стараясь убедиться в том, что это не сон.
Чуть больше месяца пролетело как два дня. Мирон бросает полотенце в плетёное кресло и чувствует, что не насмотрелся, не нагладился, не наговорился. Но у Славы дома дела. А у Мирона ни дел, ни дома. На сочувствующе-иронизирующий вопрос Жени, не скучает ли он там по России, он ответил, что она валяется у него на диване и громко комментирует новости, пока сам он вскрывает ведро фисташкового мороженого [попутно рассуждая, пачкать ли дополнительную посуду или можно уже из одного корыта, так сказать].
"Мороженое без молока?" - догадывается умница Женя.
"С молоком: я доказал ему, что это метафизически приемлемо", - Мирон улыбается в светящийся экран, показывающий ему хлопающие ладошки.
Вообще, для Славы была подготовлена отдельная комната, с собственной ванной и выходом на веранду, но он по приезде только закинул туда шмотки, а для жизни облюбовал огромный диван в гостиной, где помещался и вдоль, и поперёк, и по диагонали с запасом. Это получилось случайно, но в первую же ночь они уснули там вдвоём, а после уходить спать к себе Мирон как-то не решался.
Не смотря на свою великанскую породу, Слава казался каким-то хрупким. В нём, всё таком же обаятельном, контактном, остроумном - каким и запомнил его Мирон, - что-то безвозвратно изменилось. Во всяком случае, теперь этим лисьим глазам нечего было прятать за стёклами дурацких чёрных очков.
Иногда нечто в разговоре или по быту триггерило его, и Мирон даже слышал, как разом, будто от сквозняка перед грозой, захлопывались все окна и двери - Слава уходил в какой-то меланхолический тупик, а Мирон расстраивался, но вставал поодаль и ждал, пока отпустит. Порой это растягивалось на часы, нередко проходило полный цикл за считанные секунды.
Как, например, в тот раз, когда они ели груши, сидя на траве возле дома. Плоды были очень сочные, и Мирон как заворожённый глядел, как всё это течёт у Славы по пальцам, ладони, запястью. Наверное, именно поэтому он даже не запомнил, о чём там тарахтел, и не заметил, как и отчего система пошла на перезагрузку, а когда Слава уже слабо и виновато улыбался ему, он, ничего не соображая, подчиняясь неведомому зову, только и смог, что потянуться вперёд и поцеловать этот сладкий рот.
Какое-то объяснение Мирон всё же получил спустя несколько дней, выявивших, кстати, у обоих потребность постоянно поддерживать физический контакт, когда Слава весьма скабрезно намекнул, что его сюда пригласили на "весёлые выходные", пока законная супруга "навещает дальних родственников". Мирон, уже почти уложенный на обеденный стол в этот момент, хотел было оскорбиться, но вовремя вспомнил, с кем имеет дело: это к себе Слава допускал подобное отношение. Пришлось по-быстрому распедаливать, что бывает, когда берёшь половинку из другого комплекта, как бы хороша она ни была сама по себе.
- Мы разбежались уже полгода как.
Слава нежно снял Фёдорова со стола и больше эту тему не затрагивал.
Затрагивал чувствительные места - за ушами, на внутренней стороне предплечий, по бокам, выступающим тазовым косточкам... Мирон распластывается на воде звездой и смотрит в безоблачное небо, обещающее очередной жаркий день. Прятать Славу от солнца было непросто, но Мирон справлялся. И радовался результатам своих трудов, когда Карелин складывал на него свои длинные, не тронутые загаром ноги - конечно, не отказывая себе в удовольствии всё это перещупать. Это и чего-нибудь повыше, ну вот хоть животик. Растительности на Славе почти не было, а оттенок кожи не бледный, не болезненный, а какой-то сливочный, мягкий и тёплый - на вид такой же, как и на ощупь. Все эти прикосновения, объятия и ласки, рассыпающиеся гроздьями как искры фейерверка, не имели цели довести дело до конца. Смешно сказать, за всё это время они только пару раз совместно подрочили с хэппи эндом, но то, как и сколько они трогали друг друга, не позволяло Мирону думать, что секса у них не было.
- Мне понравился твой последний альбом, - спохватился Слава, когда ему уже задрали на уши футболку и тихим сапом стаскивали трусы, обнажая ландшафт до нужного градуса.
- Посредственный. Общее мнение таково. - Мирон даже пожалел, что одежды так мало, представляя, как было бы здорово распаковывать Славу в родных северных широтах.
- Ты меня слушай. Заебись альбом. Знаешь почему? Пусть и не моими стараниями, а огород ты с себя понемногу отколупываешь - ты хоть понимаешь, как это круто в твои-то годы? К третьему альбому такие принцессы уже всё: кто в залупу, кто по маразм - а ты только говорить начинаешь. Не зря я пинал твой сраный портфель после школы 7 классов подряд.
Это-то Мирона и отпугивало всю дорогу. С его везением на всякий абьюз, Гнойного можно было только обойти по периметру и забыть как страшный сон. Ну или треки его послушать, тоже вариант.
- Какое-то одностороннее воспитание получается, не? Ладно, где там мой пряник... - Мирон уже залез под бельё и по-хозяйски схватил за ягодицу, когда Слава понял, к чему всё идёт, и впервые за весь месяц по-настоящему рассмеялся. - Давай, переворачивайся.
Мирон переворачивается и делает кувырок в воде. Даже вспоминать об этом было горячо. А думать надо о завтраке и скорой разлуке. Они, конечно, договорились ещё на август, но кто знает, что будет в августе? Может, он сам уже вернётся, может, придётся выдёргивать с корнем Славку, а он же затянет своё "а тут семья, родные, не зря-таки Русь крестил Владимир"... Есть ли у него шансы вообще не зачахнуть духовно на чужбине? Мирон вспоминает, что где-то на флешке у него валялся один любопытный научно-фантастический роман - о том, как тонет Япония. Что ж, ему не привыкать искать ответы на свои вопросы в книгах.