Wanting so badly
читать дальше Окна этого номера выходят на Итальянскую улицу - их три. Заселившийся в него не помнит, как сюда попал, но на журнальном столике лежит рекламный буклет: отель так и называется - "На Итальянской". Там же нашлась и банковская карточка.
MIRON FEDOROV
Должно быть, это он.
Устроившись на подоконнике, мужчина наблюдает за происходящим на улице: уже глубокая ночь, но город и не думает засыпать. Мигают вывески, ездят такси, стайки гуляк слоняются туда-сюда - иногда до уха доносится чей-то пьяный вопль. Культурная жизнь. Мирону Фёдорову всё это кажется привычным.
В ванной комнате перестаёт журчать вода. Переводя взгляд в том направлении, Мирон отмечает по пути большую кровать, на которой комком оставлена одежда - да и на полу тоже что-то валяется. Объявившаяся на пороге фигура в гостиничном халате почему-то наводит Мирона на мысль об эскорте. О том, что он, видимо, богат, стар, обладает хорошим вкусом и очень несчастен.
- Ты точно не пойдёшь в душ? - интересуется парень, поднимая с пола джинсы и выуживая из них пачку сигарет. - Я-то не брезгливый, но не хотелось бы прерываться в самый неподходящий момент, - неопределённо поясняет он, подходя к месту, где расположился его собеседник. - Там набор шампуней на целую роту!
Под эту шутку Мирона внимательно осматривают, притулившись неподалёку. Тот в свою очередь отмечает у пришельца длинные, стройные ноги - полы халата не закрывают даже колен и Мирон спокойно кладёт на одно из них руку, просто потому, что оно показалось ему слишком белым.
- Ты странный сегодня...
Это тихое замечание означает как минимум то, что встреча эта у них не первая. Не сговариваясь, в едином порыве, они стекают с подоконника и встают друг напротив друга. Мирону приходится задирать голову: парень ему попался высокий. У него мягкие на вид волосы, колхозный нос, глаза выдают живой, проницательный ум. Вот бы узнать, как его зовут. Вроде и звёзд с неба не хватает, а взгляд просто так не отведёшь. Может, он и сам ничего, если этот интересный молодой человек не прочь провести с ним время? Изящные пальцы касаются лица Мирона и по спине у него бежит волнение. Может, они давние любовники? Может, у кого-то из них есть семья и поэтому они встречаются в отеле?
Целуются долго. Раздеваются быстро. Мирону кажется, что он обязательно что-нибудь вспомнит, если всё потрогает - и он тянет руки, но ничего не успевает. Другой человек заворачивает его в себя, будто в одеяло. В какой момент тело оказывается в горизонтальном положении у дальней стены номера, сказать невозможно.
Чёлка русого цвета щекотит кожу живота - Мирон чувствует даже это. Чужой язык обводит головку его члена по кругу и тут же прячется за губами, которые приникают следом и пропускают дальше только её.
- Сделай так ещё, - просит Мирон и смотрит, как нечто красивое воспроизводит себя снова и снова, потихоньку захватывая всё больший объём, пока неосторожный стон не обрывает его, взметнувшись к потолку и затерявшись там в роскошной лепнине.
- Ну и почему я только сейчас узнаю, что тебе такое нравится? - спрашивает парень, деловито облизывая свои пальцы и вставляя куда нужно сразу два. Похоже, Мирон не самый раскрепощённый человек на этой земле. Похоже, его партнёр и без того прекрасно осведомлён, что делать с этим телом, чтобы оно вывернулось наизнанку. Господи, да как же его зовут?! Наверняка, что-то плавное, но сильное. Противоположное его собственному имени, со всего маху врезающемуся в это конечное "н". Мирон не знает, уместно ли в их интимной практике сакраментальное использование имён, но он бы точно попробовал: было в этом что-то логичное, само собой разумеющееся. На эту безудержную, содержательную ласку, которой осыпал его незнакомец, хотелось отвечать.
И такая возможность появляется, когда вылизав внизу у Мирона всё, что там только было, его переворачивают, ставят на коленки и ебут наконец - с чувством, с толком, с грамотным синтаксисом. Крепко держат за бёдра - это приятно. Мирон выгибает спину и утыкается носом в матрас. Он почему-то уверен: именно этому члену в его заднице самое место. Он чувствует, как излишек смазки течёт по ногам - они разъезжаются в стороны, хотя проникнуть ещё глубже уже невозможно. Звуки вязки бьют по нервам не хуже самого действия. Мирон тянется рукой к своему органу - и ему позволяют присоединиться, сбрасывая скорость и снова набирая её, чтобы через несколько тактов выйти на какой-то невероятно ИХ ритм. Кажется, это длится целую вечность. Мирон никак не может кончить...
не может кончить...
не может...
Он открывает глаза и видит, как солнце ровно, словно от квадратного торта, отрезает от комнаты угол. Мирон точно знает, что это значит: 8 утра. Он немного медлит, тяжело вздыхает, переворачивается из неудобного положения на спину и недовольно заглядывает под одеяло. Как будто и без того не ясно, что у него там фундаментальный стояк. Потерев со злостью глаза, он тянется сначала за очками, потом за телефоном. Осознавая всю глупость и беспросветность ситуации, он быстро печатает и отправляет сообщение.
[Ты заебал мне сниться, Карелин.]