[sxn]

Если тебе нужен мужчина

- Чел, ты на нём щас дыру сделаешь, - делится ценным наблюдением Брэд поверх своей кружки с пивом.
- Да он же лапает его при всём честном народе! - отвечает ему Майк и опрокидывает в себя третий сладкий шот.
В самом разгаре американского тура у группы Linkin park случилось внезапное окно и, соответственно, вечеринка по этому поводу - только для своих. Но, как обычно это бывает, "только свои" понатащили с собой не пойми кого по акции 1+3 - и вот он результат.
- Во-первых, тут темно. А во-вторых, всем похер.
- Темно? Вот я, например, отчётливо вижу, как он клешню свою ему за пояс засунул.
- Да в первый раз, что ли? Чего ты взъелся?
- Он бы его ещё за зад схватил...
- Ты скажи спасибо, что твой стриптизёр торсом не сверкает, а как приличный - в рубашечке. Застёгнутой, между прочим, на все пуговки!
- Нет, ты посмотри, этот упырь ему уже в карман полез!
- Зря ты туда мышеловку не положил.
Шинода не может сказать, когда его начало это раздражать. Возможно, это раздражало его всегда. Он с тоской вспоминает те времена, когда Честер во всех отношениях был нелепым ежом и к нему без смертельной нужды никто не совался. А теперь глядите-ка: расцвёл, приоделся, татуировок наделал - от праздношатающихся отбоя не стало.
- Куда там класть? Задница-то еле помещается.
- По-моему, ты просто ревнуешь.
- Я не ревную, я беспокоюсь. Честер совсем не разбирается в людях, рано или поздно его кто-нибудь обидит.
- Да уж, обидишь его...
- Ещё как!
- Ладно-ладно! - Дэлсон демонстрирует другу обе ладони, не выказывая ни малейшего желания спорить на эту тему. - Только какой смысл сидеть тут и бубнеть? Давно бы уже предложил свою кандидатуру.
Майк резко оборачивается к гитаристу и прищуривает глаза.
- А что? Вы всё равно в одном номере всегда селитесь - далеко ходить не придётся.
Шинода даже не пытается воспринять это как шутку и, уже прикидывая что-то в уме, переводит взгляд на парочку у барной стойки. Честер выбирает мужчин высоких, плечистых, каких-то выдержанных, что ли. Явно не геев - и тем удивительнее, что никто ему не отказывает. А Майк вот ростом не вышел. И уши у него торчат. И вообще...
- Ты совершенно зря комплексуешь, - тут же замечает Брэд, знающий эмси как облупленного и видевший эти поползшие друг к другу брови не одну сотню раз. - Вот Роб считает...
- Роб??
- А чего ты удивляешься? Он имеет собственное мнение по любому вопросу. Так вот он считает, что тебе стоит только протянуть руку...
- Я даже больше тебе скажу, - вдруг материализуется Роб из тёмного угла дивана. - Честер шляется по мужикам единственно потому, что ты не уделяешь ему достаточно внимания.
А Майк никогда и не смотрел на своего вокалиста с этого ракурса. Ему нравилось приносить ему вкусняшки, ворчать, если он легко оделся или поздно лёг спать, говорить ему комплименты, когда он молодец, и поддерживать, когда ничего не получается - работать с ним, заботиться о нём, ощущать его рядом. Да, никому другому Майк не позволял в таком количестве нарушать своё личное пространство - что есть, то есть. Он не только не прогонял Честера от себя, но и сам при любом удобном случае клал на него руку, даря какую-нибудь незатейливую ласку. Но секс был здесь совершенно ни при чём.
Майк считал Честера красивым, любовался им, с радостью старшего брата наблюдал, как он хорошеет, обретая уверенность в себе. Но он ни разу не замечал за собой желания залезть к нему в штаны, и насколько это странно - при всех исходных, - Майк точно не знал. Ему и в колледже, в самый разгул гормонов, если кто и нравился, то из каких-то иных соображений. Тогда он думал, что его либидо просто дремлет - в ожидании человека, от которого сорвало бы крышу. И вот теперь, когда, похоже, ВСТАЛ ВОПРОС, у него не имелось никакого подходящего опыта. Что, если он сделает что-нибудь не так? Стыда-то будет... С другой стороны, это же его Честер - неужели он не разберётся?
- А с какой стати он должен? - возмущается мистер Хан с соседнего столика, уже явно расправившись со своей порцией острых рёбрышек, иначе бы не встревал в разговор. - Чего вы ему тут насоветовали, негодяи?
- А с такой, дорогой мой Джозеф, - вещает барабанщик, угрожающе свесившись в ту сторону, - что я желаю нашей замечательной группе долгих и плодотворных лет жизни. В отличие от тебя.
- Да что я-то сделал??
- Хорошую мину при плохой игре. Будто я не вижу, как ты Честу сверлишь глазёнками своими раскосыми, когда он отирается возле Майка дольше двух минут.
- Отирается... ВИСНЕТ НА НЁМ КАК МАРТЫШКА НА ТУРИСТЕ!
- Майк, не обращай на него внимания. Будет плохо себя вести - я приму меры.
Брэд смеётся:
- Я бы на твоём месте не рисковал, Джо.
- Да пошли вы все к чёрту. Не плачьтесь потом, когда Беннингтон что-нибудь вытворит. Говорю вам, это плохо кончится и мы пойдём побираться на перекрёсток.
Диджей ещё какое-то время расписывает прелести бездомной жизни, которая их ждёт, если они обзаведутся счастливой четой вокалистов, но на него уже все забили.
- Давай, Майки, допивай свою бурду и иди вызволяй сахарочка, - Роб наливает водки себе, а потом ещё и Брэду: ну, чтоб пиво не на ветер.
- Что-то я даже не знаю...
- Проконсультирую по любому вопросу. Почти бесплатно! - и салютует лидеру полным стопарём.
Майк в недоумении переводит взгляд с Бурдона на Дэлсона, а тот только плечами пожимает. Он явно знает что-то такое, чего не знает Шинода. "Как будто в старшую школу вернулся", - думает он и поднимается, поправляя на себе невзрачную футболку. Проверяет, на месте ли кепка. Зачем-то лезет в задний карман своих шаровар и обнаруживает там квадратик с презервативом. "Блять!" - выругивается он про себя, достаёт резинку и швыряет её в гитариста, вместе с молнией из глаз. Контрабанда отскакивает от пышной копны кудрявых волос и падает прямо в кружку.
- Ну ты зараза, - комментирует Брэд, таращась на своё недопитое пиво с плавающим в нём гондоном.
- Маловат, наверное, - хрюкает Роб и, дабы подбодрить соседа, пихает его плечом.
Эмси обещает себе убить их обоих - с особой жестокостью, но чуть позже. А пока он быстро глотает оставшиеся два шота и отправляется проверять коллективные выводы.
Не то, чтобы он не замечал, как Честер льнёт к нему, ищет его общества, но Майку всегда казалось, что это привязанность иного порядка, когда критически важно не обмануть чужого доверия. Он не знал, как бы всё сложилось, прояви Честер более однозначный интерес - Майк вообще очень плохо себя знал. Что-то, чему он не мог дать никакого объяснения, заставляло его быть осторожным, словно он - ящик Пандоры, а Честер - ключ от этого ящика. Иногда то, что происходило между ними на звуковой дорожке или на сцене, по-настоящему пугало его. Иногда Майк был уверен, что Честер слишком невозможный, чтобы взаправду существовать в его жизни.
Но кое в чём эти два бандита были правы. Если Честеру нужен мужчина, то пусть лучше это будет Майк, чем какой-то рандомный пижон с улицы, который не принесёт с собой ничего, кроме очередной порции разочарования: по большому счёту, всем им наплевать, что для каждого Честер оторвёт от себя кусок. Шинода преодолевает расстояние в несколько шагов - от столика в углу до бара в центре зала - и утешает себя тем, что пока он руководствуется исключительно потребностями другого человека, всё будет в порядке. Ему нечего бояться. Это можно держать под контролем.


The shadow is warm inside

Майк ненавидит болеть. НЕ-НА-ВИ-ДИТ. Он до последнего будет делать вид, что он ещё очень даже ничего, отнекиваться и отбрыкиваться от всех попыток сослать его на больничный - вплоть до того момента, пока сам не свалится в кровать без всяких надежд на дальнейшее поддержание имиджа. Хотя упрямства максимально не беспокоить кого-то своим состоянием у него хватит даже тогда. Ну, если этот "кто-то" не Честер Беннингтон, конечно, который прекрасно беспокоится сам и никто ему не указ.
И вот Майк лежит, завёрнутый в кулёк, и никак не может унять дрожь. Некоторое время назад Честер напичкал его лекарствами, замотал в одеяла и даже шапку свою одел. Специально нашёл самую дурацкую, а Майку стал заливать, что теплее этой шапки ничего на свете нет. Теперь вот смотрит на результат своих трудов и очень старается не заржать. В любом другом случае Шинода бы с этой невинной шалости только умилился, но сейчас ему просто...
- Х-холодно, - в кои-то веки жалуется он. И, видать, настолько искренне, что выражение лица Честера тут же меняется.
- Это из-за температуры, - объясняет он другу, словно тот - маленький ребёнок. - Сейчас лекарство подействует и будет полегче, - а в глазах уже повсюду плещется сострадание невероятной красоты. - Или... Хочешь, я полежу с тобой?
"Хочу", - незамедлительно думает Майк. Едва ли это хоть как-то поможет ситуации, зато приятно. А если ещё раздеться и залезть под одно одеяло... "Интересно, как далеко он меня пошлёт, если я это озвучу? А если не пошлёт?" Если и не пошлёт, то так он точно на Честера своим гриппом надышит. По-хорошему, его бы вообще из комнаты выгнать, но Майк не может этого сделать.
- Посиди там, - просит он, имея в виду то место в ногах кровати, куда Честер плюхнулся на пол. - Немного...
Тот кивает и какое-то время, и правда, сидит смирно. Шинода даже успевает помечтать, как делает своему вокалисту непристойное предложение и не получает за это по морде. Не, Честер больного бить не будет. Так, может, этим стоит воспользоваться? Авось и перепадёт чего. Ах, какой соблазн!
Из раздумий его вырывает неожиданное прикосновение. Это Беннингтон, размотав кулёк со своей стороны, залез рукой внутрь и нашёл чужую пятку. Когда на вторжение обратили внимание, он принимается щекотать ступню прямо через носок, прекрасно зная, что Майк этого не выносит.
Тот мычит и слабо дёргает ногой. Честер тихо смеётся. В продолжение своего предприятия он продвигается дальше, задирая штанину, и гладит голень - водит по ней, вверх-внииииз, вверх-внииииз. Ему хочется провести пальцами и под коленом, но он не делает этого, считая уже лишним в данных обстоятельствах.
Шинода не понимает, что происходит, но наслаждается этой странной лаской. Вот, и палиться со своими голыми обнимашками не пришлось! Честер, наверное, так жалеет его - никакого другого мотива эмси заподозрить не решается. И то ли лекарство наконец подействовало, то ли это пламя с руки Честера поделилось своим теплом, но Майк вдруг замечает, что его больше не знобит.
А ещё нещадно клонит в сон. Монотонность и ритмичность движений Честера действуют как колыбельная.
И если первому Майкл рад, то второму он сопротивляется, медленно смаргивая наваливающуюся темноту. Глядит на друга и вспоминает, как час назад он с воплями выгонял ребят, которые пришли навестить больного, и, кажется, обидел Брэда. Видел бы сейчас Дэлсон этого дебошира - простил бы сразу за всё на сто лет вперёд.
Шинода пытается улыбнуться, но, похоже, ослабел настолько, что не может даже этого.
- Честер, - зовёт он, сам себя едва слыша.
- Да, Майк? - в той же тональности откликается тот, кого звали, и поднимает взгляд. Там от недавнего озорства не осталось и следа - на Майка пристально глядит неизбывная обида на весь бесконечный мир: она всегда наблюдает за происходящим из глубины этих добрых, карих глаз, но иногда её совсем ничто не заслоняет. Под этим серьёзным взором Майк забывает, что хотел сказать изначально, и вдруг понимает совсем другое: у него тоже есть что-то, что не закончится никогда. Для этого человека.
- Я так тебя люблю, - говорит он совершенно будничным голосом, каким зовёт Честера пить кофе или сообщает ему прогноз погоды на неделю: опять жарко. Майк произносит это и, словно выполнив свой максимум на сегодня, закрывает глаза, тут же соскальзывая в спасительный сон. Он не слышит, что Честер ему ответил, как поправил все его одеяла, поднялся на ноги и вышел из комнаты.


Фильм, а не тизер!

[Слава, приходи в гости в воскресенье!]
[Нет.]
[Ну приходи! Я тебе борщааа сварю~]
[Я ещё предыдущими котлетами сыт.]
[Ну я же извинился, ну чего ты всё дуешься ((]

В очередной раз Мирон заманил к себе Славика обещанием домашних котлет, но стоило Карелину переступить порог квартиры, как на него тут же набросились, и очнулся он уже глубоко за полночь - голодный и обманутый. А виновник всей этой ситуации дрых себе, счастливый, на соседней подушке и горя не знал.

[Вы бы, Мирон Янович, к врачу сходили. Ваши потребности в сексе уже напоминают обсессивно-компульсивное расстройство.]

Фёдоров считал, что он просто любвеобильный, а Славе нравится пококетничать. Да, разогревалась надежда грайма, конечно, долго, но зато ехала быстро. Чисто по-русски - у Мирона дух захватывало. Один раз он попробовал сократить все их ритуалы и приготовления (знал уже незаконные тропы), так потом сам рад не был - и никогда больше такое не повторял. Слава был нежным и заботливым партнёром - по крайней мере, первые минут сорок. А потом Мирона просто ставили на карачки и драли так, что звёзды из глаз сыпались. Уж ради такого можно и потискаться часок-другой, тем более, что фантазия у Карелина была своеобразная: каждый раз что-то новенькое. Янович потерял своё умение краснеть классе, кажется, в 9-м - и вот, спустя семнадцать лет, он снова его приобрёл. Ура.

[Это всё потому, что я очень тебя люблю.]
[Хуй ты мой любишь, а не меня!]

Вот это неправда: у Славки не только хуй классный, у него ещё красивые ноги, мягонькие бочка, пальцы на руках (достают куда надо), шелковистая чёлка (после шампуня для собак), мочки ушей (очень вкусные)... Мирон мог бы долго перечислять, но ему казалось, что он вполне обозначает свой восторг - трогая, облизывая и покусывая всё упомянутое и подразумевавшееся.

[Так, просто скажи мне, чего ты хочешь.]
[Чтобы ты меньше пиздел!]

Янович, и правда, собирался тогда готовить чёртовы котлеты, но задержался в студии, потом курьер с продуктами куда-то проебался, а тут уже Славик на пороге, пахнет как куст сирени, а Мирон его три дня не нюхал - мозги-то и отключились...

[Хорошо, котлетный долг будет выплачен - слово мужика.]
[Да уж, не баттл-эмси! А... эклеры?? Рыбный салат?? Макарошки по-флотски??]
[Ты не лопнешь, деточка?))]
[С ТАКИМ КАК ТЫ ПРОВЕРИТЬ ЭТО НЕ ПОЛУЧИТСЯ!]
[НЕ ОРИ Я ВСЁ СДЕЛАЮ ПРИДЁШЬ ТЫ ИЛИ НЕТ?!!]

Если Слава будет так расстраиваться, то очень скоро Фёдоров останется без самого лучшего мужика на всём проклятом белом свете. Этого нельзя было допустить. Как же повезло, что родителям не было до Мирона никакого дела и он ещё в детстве научился готовить как боженька, а его милый Славик, в свою очередь, так падок на всякую еду. Главное, взять теперь себя в руки и... Нет, не надо себя: в позапрошлый раз это обернулось катастрофой. Взять в руки поварёшку и!..

[Приду :3]

Мирон выдыхает, кидает напоследок ворох сердечек (и куриных ножек), закрывает переписку и лезет в приложение доставки, чтобы сделать очень большой заказ.


Burn it, down

День с самого утра не задался. Сначала Честеру приспичило подрочить два раза вместо одного, потом он целую вечность доставал закатившуюся под ванну ушную затычку, далее ему не долили кофе в любимой кафешке, а пока он выезжал после всего этого на дорогу, ему под колёса, конечно же, бросилась собачонка, настолько маленькая, что её совершенно невозможно заметить, но зато с очень скандальной мадам на поводке.
Подходя к дому Майка, Честер думал, что его мытарства на сегодня закончены, так как рядом с Шинодой любая разрушительная аура серьёзно ослабевает, но тут Майк открывает дверь и оказывается, что... он постригся. Он в клетчаткой рубашке! Беннингтон прищуривает глаза.
- Привет! Ты опоздал, - бодро сообщает хозяин дома, уже смирившийся с тем, что этот человек на пороге вечно нарушает его планы. Он разворачивается и уходит в сторону кухни, совершенно не церемонясь с самым частым своим гостем. - Хочешь кофе или ещё чего? - интересуется он уже оттуда.
- Минералочки, - мрачно заказывает Честер, проследовав за другом, и пока тот роется в холодильнике, сверлит его осуждающим взглядом. Майк ничего не замечает. А ведь раньше он бы уже задал тысячу вопросов: что у Честера опять случилось, не болит ли у него чего, как он спал, съел ли он что-нибудь на завтрак и насколько свежим это было... Теперь он только подаёт ему стакан с водой и улыбается. Как дебил. В этой уродской рубашке. Беннингтон забирает стакан и молниеносно соображает с ним несчастный случай, чтобы облить содержимым бестолкового Шиноду.
- Честер, ну ёб твою мать! - вопит он, отскакивая в сторону и тщетно отряхиваясь: фланелевая ткань намокает очень быстро. Под чужие фальшивые извинения и собственный бубнёж Майк снимает рубашку и остаётся в простой чёрной футболке. "Вот же капуста" - думает Честер, наблюдая, как эмси аккуратно развешивает этот клетчатый кошмар на спинке стула, чтобы просох. Нет, Беннингтон и сам носил похожие, но он-то в них смотрелся нормально.
- Ну и что ты сделал с волосами?
- А?
Ещё неделю назад у Честера был его собственный кун, милый и какой-то загадочно-меланхоличный, а теперь его место занял этот зализанный террорист с дурным вкусом в одежде.
- Чем тебе насолил твой азиатский хаер, спрашиваю?
Пока Майк соображает, что это за наезд такой и как на него отвечать, у него в кармане запиликал телефон.
- Ах ты чёрт, совсем забыл! - Шинода достаёт гаджет и быстро мажет по нему пальцем. - Чез, подожди меня минут сорок.
- Конечно-конечно!
Майк снова пропускает мимо ушей этот угрожающе-саркастичный тон и бежит в гостиную, потом на второй этаж, снова заглядывает в кухню.
- Иди вон телевизор посмотри.
- Без тебя разберусь.
"Чего я там в телевизоре не видел?" - думает Честер, допивая водичку: в стакане оставалась пара глотков. И этого времени ему вполне хватает, чтобы найти себе занятие поинтересней.
Как только входная дверь захлопывается с той стороны, Беннингтон стекает с высокого табурета, хватает с соседнего стула рубашку и идёт в хозяйскую спальню, сразу залезая в платяной шкаф.
- Баа, сколько ж он их натащил!
Оценив объём работы, Честер быстро сдёргивает с плечиков все имеющиеся в наличии клетчатые шмотки и одну за другой швыряет их на кровать - к самой первой.
- Шестнадцать! - вскидывает он руки, набросав вскоре неплохую такую кучу. - Капец мужик рехнулся. Это ж сколько денег... Ну, Честер дал - Честер взял.
Кое-как собрав всё это в охапку, он тащит свою добычу вниз, а потом и во двор. Разжившись в гараже повидавшим виды тазом, Беннингтон складывает в него не заслуживающие ничего большего рубашки и, сдобрив их жидкостью для розжига (Майк очень логично устроил своё жилище - так легко всё найти), прикуривает фирменной зажигалкой.
Когда Шинода появляется на горизонте, дело почти сделано. Он застаёт в целости лишь одну сиротливую манжету, которая осталась только потому, что рукав свисал из таза наружу.
- Не спеши впадать в панику, друг мой: ты ещё можешь спасти пуговки. Хотя чутьё мне подсказывает, что они всё-таки оплавились.
- БЕННИНГТОН, ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ???
- Модный приговор.
- Ты охренел?!
- Охренел здесь ты, а я спасаю твою удалённую местность от позора, которым она непременно покроется с таким гардеробом.
- А НУ ИДИ СЮДА!..
Майк хватает поджигателя за шкирман и затаскивает в дом, чтобы не орать на пол-Лос-Анджелеса, но с этим горлопаном едва ли можно было рассчитывать на какой-то скромный радиус поражения.
- Какого чёрта ты себе позволяешь? - Майк сразу начинает с шипения гадюки, минуя дипломатическую часть беседы и воспитательную.
- Да ты себя в зеркало видел, клоп ушастый?! - Честер, как всегда, идёт в эмоциях на опережение.
- Я тебе не указываю, что тебе носить!
- Ещё бы ты мне указывал: людям пора вёдра выдавать, если я намечаюсь, чтобы пол слюной не заливали.
- Ну надо же, Ваше Величество! А ещё вчера жопа из штанов вываливалась. Тебе, может, фотки с дебюта показать, пугало ты огородное?
- Ты ещё про школу вспомни!
- Почему-то когда ты красишься в блондина, я тебе не говорю, что ты выглядишь как пидор!
- Ах я выгляжу как пидор????
В этот момент Майк понимает, что если продолжить в том же духе, то Честер начнёт бить посуду. Довольно приличную, к слову. Как и рубашки, которые спалил этот паразит. Слишком большая потеря денег за одно утро.
Да и как пидор Беннингтон не выглядел никогда, конечно. Как клоун - да. Как подросток, бомж, псевдонеформал, глиста в скафандре. Ему просто не шёл никакой другой цвет волос, кроме родного.
- Можешь выглядеть как хочешь - не моё это дело, - нагло врёт Майк. - Чего ты ко мне прицепился, я не пойму?
- Да ё-моё, ты такой славный был с этой чёлкой - зачем ты всё испортил???
Майк уже привык к тому, что Честер верещит по любому поводу, но когда от воплей он переходит к делу - это уже настораживает. "Славный"... Шинода не знает, зачем он постригся.
- А рубашки тут при чём? - спрашивает он и чувствует, что ему грустно.
- Да я тебя в них не найду!
И что это должно значить? Честер выдаёт свои ощущения, но не понимает, что именно его раздражает. Майк вздыхает, подходит к вокалисту и разводит руки в приглашающем жесте.
- Ну? Сейчас-то я есть?
Честер зависает на пару мгновений, но потом тоже делает шаг навстречу и тянется к чужому запястью. Это правильно: чтобы убедиться, надо потрогать. Он медленно ведёт по предплечью вверх, оглаживает локоть, ощупывает плечо, переходит по ключице на грудь, прислушивается к глухому ритму - там, за рёбрами. "Тощий", - думает он с сожалением и поднимает взгляд. Майк смотрит на него в ответ так внимательно, что даже не моргает.
- Я расстраиваюсь, когда ты расстраиваешься, - признаётся он вдруг, и Честер понимает: вот сейчас его Шинода с ним. Он не контролирует себя, когда, глядя в эти шоколадные на свету глаза, гладит друга по груди. Им ведь много-то и не нужно: всего лишь никогда не терять контакт. В голосе Майка появляется привычное тепло, будто прикосновение Честера запустило внутренний мотор:
- Только зачем ты одежду испортил? Отвёз бы в фонд, они же тут недалеко. Зря мы что ли по три раза в год деньги на благотворительность клянчим?
- Тогда бы не получилось такого эффекта, как мне кажется.
Честер обещает себе, что отныне будет почаще говорить Майку что-нибудь приятное, чтобы он никогда больше не влезал в клетчатые рубашки или ещё какую западню. Чтобы они стояли вот так, понимали друг друга без слов, и каждая улыбка, которую Майк дарил ему, уходила корнями в самое его естество - ту густую, непроглядную тьму спресованных переживаний и надежд, которыми Честер просто захлебнётся, если когда-нибудь доберётся туда.


И весь этот берег наш

Всё к этому и шло. Рано или поздно это должно было случиться. Но мне и в страшном сне не могло привидиться, что послужит окончательным триггером и в каких обстоятельствах он сработает.
В тот приятный, солнечный день я приехал навестить Беннингтонов у них дома: я отнекивался от этого приглашения как мог, потому что лицезреть лишний раз Саманту мне не хотелось совсем, но Честер так меня просил, что я наконец сдался.
- Ты первым его увидишь, - заявил он, едва мы успели выпить кофе и пройти в гостиную, выкладывая по дороге все новости (они, как обычно, по большей части были не у меня), и, ненадолго оставив меня одного, вернулся уже с младенцем на руках. Честер аккуратно присел на диван, приглашая меня таким образом присоединиться к нему и поглазеть на эту страшненькую мордочку в голубой шапочке. Ребёнок спал. Кто же не любит поспать в два часа дня, да?
- Выглядит очень мирно, - прокомментировал я, не представляя, что ещё можно сказать.
- Оо! Это обманчивый вид: он ещё тот горлопан, - ответил Честер со смехом в голосе.
- Ну так-то есть в кого.
Все в этой семье любили поорать, но переплюнуть папашку этот парень точно не сможет. Честер погладил одним пальцем крохотную щёчку, и что-то мне этот жест неумолимо напомнил. Не тот ли день, когда Hybrid theory получил золотой статус?
Странно было наблюдать Честера в роли отца при том, что он сам оставался ребёнком. Вообще не взрослел. Становился опытнее, сильнее, но не черствел и не обрастал бронёй. Всегда давал второй шанс. Всегда всё переживал наново. Я подумал, что он будет скорее братом своему ребёнку - очень любящим, но таким же растерянным, понимающим, но не в силах ничем ему помочь. Для кого-то это может быть лучшим вариантом из возможных, но по данному поводу ничего нельзя будет сказать ещё лет пятнадцать.
Честер глядел на ребёнка, я глядел на Честера. Он был так увлечён своим чадом, что не сразу заметил моё внимание, хотя обычно реагирует куда оперативней. Он медленно поднял голову, оборачиваясь ко мне, и я увидел его сияющие глаза. Ему важно само чудо новой жизни, и он не думает о том, что будет с этим чудом в мире, где он сам так сильно страдает. Сколько я его знаю, меня всю дорогу огорчало и восхищало это его качество. Вдохновляло и приводило в отчаяние. Но что самое страшное: теперь он смотрел на меня так, будто я к этому непосредственно причастен. Будто он держит на руках как минимум половину от меня. Будто это НАШ малыш.
Эта мысль словно смерчь подхватила меня и я уже не мог себя остановить. Мы выстрадали и дали жизнь нашему дебютному альбому, и это чувство общего труда и результата было знакомо мне до последней капли, а ведь ребёнок - это тоже творчество. Я представил, как в моём доме бегает не один, а целых два Честера: один побольше, а другой поменьше. Одного мне нужно дополнять, а второй самодостаточен изначально. Нет, я определённо уже ничего не соображал в тот момент, когда на своей внутренней тяге подался к Честеру и поцеловал его.
Я прилепился к нему ровно настолько, чтобы он успел догадаться обо всём, что я ношу под десятью слоями социально приемлемых проявлений своей личности, но не успел отреагировать, оттолкнув от себя. Какое-то время после он молчал, глядя мне в глаза, а потом снова повернулся к малышу и с улыбкой сказал:
- Буду считать это поздравлением.
С того дня я попал в ад бесконечного блуждания по минному полю всех возможных последствий своего поступка, но Честер делал вид, что ничего особенного не произошло. Он вёл себя как благородный хранитель МОЕЙ ТАЙНЫ: в его поведении по отношению ко мне прорезалась какая-то заговорщицкая деликатность, он смотрел на меня даже с нежностью, чем повергал меня в совсем уже кромешный ужас.
А ещё у него появилась привычка сбагривать куда-то жену и звать меня к себе, чтобы учить менять подгузники, подогревать молоко, укладывать малыша спать. Уболтал даже придумать ритмичные стишки про Джека Скелета - и как ни странно Тайлер быстро вырубался от моего бубнежа. "Весь в папашу", - усмехнулся я после установившегося успеха исполненных мной колыбельных и сочинил ещё штук двадцать таких же.
- Ты же понимаешь, что если со мной что-то случится, то парня растить тебе? - интересуется он как-то за мытьём посуды примерно в два часа ночи, явно ощущая моё перманентное недоумение от устроенной им движухи.
- Во-первых, ничего с тобой не случится, - бодро парирую я, принимая у него тарелки и вытирая их насухо: Честер готовит очень вкусно, но пачкает просто всю посуду в доме. - А во-вторых, Саманта долго горевать не будет.
- Вот ты опять?
Моё отношение к Саманте было известно Честеру с самого начала: я мог скрыть от него всё что угодно, но только не это - и вот он снова смотрит на меня с досадой, как будто я на старую мозоль ему наступил.
- В-третьих, - а я не только наступил, но и сделал вид, что так и надо, - Тайлер всё равно ничего не запомнит до трёх лет, так что ты рано стал меня подключать.
- Вот тут ты ошибаешься! - восклицает он и завинчивает, наконец, кран.
"Сейчас он мне расскажет, как слушал в утробе матери Элвиса Пресли, пока она ехала в машине с его отцом в какой-то там молл", - балагурю я про себя, а вслух говорю:
- То есть в остальном я прав?
- Ой! - Честер машет на меня мокрой рукой, вытирается и летит в спальню, где стоит и детская кроватка в том числе. Когда он не возвращается ни через минуту, ни через пять, я отправляюсь за ним.
В комнате уже горит несколько свечей, расставленных по всем углам, разумеется, в опасной близости от штор и прочих легковоспламеняющихся вещей, а сам Честер роется на полке с дисками.
- А, дьявол, куда я его засунул? - возмущается он и, не отличаясь терпением и в этот раз, вскоре бросает это гиблое дело. - Ладно, план Б.
Щёлкнув пультом стереосистемы, он прогоняет шкалу FM, пока не натыкается на что-то из The cure. На его лице появляется озорная улыбка. Он бросает пульт на постель и протягивает мне руку.
- Что?
- Потанцуем?
- Щас мелкий проснётся и устроит тебе "потанцуем".
- Ну давай!
Канючить Честер умеет профессионально, поэтому лучше соглашаться сразу. Мне неловко. Как всегда, когда он втягивает меня в авантюру с неясным финалом. Я беру протянутую руку в свою, а вторую кладу ему на талию.
- Что там дальше? - спрашиваю, и он начинает меня вести. Смотрит в глаза. Довольный, как стадо слонов на водопое.
Мы двигаемся, запутываясь в голосе Роберта Смита: он будто накидывает на наши шеи петлю за петлёй - это тоска высшего сорта. Постепенно Честер прижимается ко мне всё теснее, и я очень к месту вспоминаю, что этот трек у The cure довольно длинный, и мы вполне можем успеть...
Я ощущаю его губы на своих как начало текста, который долго мне не давался и наконец пошёл. Он не торопится, но стоит ему коснутся языком моей нижней, как я уже открываю рот, куда Честер проникает с едва слышным стоном под аккомпанемент томительного аутро, доносящегося из колонок.
И вот мы уже бесстыдно целуемся рядом с супружеским ложем, на котором (возможно: зная Честера, это могло произойти и на люстре) и был зачат Тайлер. Я не думаю ни об этом, ни о том, что Честер пытается доказать таким образом - всё, что имеет для меня значение, сосредотачивается в этот момент во влажных прикосновениях, сбитом дыхании, непозволительном счастье, разрывающим мою грудь.
Оно обрывается вместе с песней и последовавшим за ней булькающим писком, который нарастал из детского уголка и не предвещал ничего хорошего. Честер отрывается от меня с сочным звуком и, пару вздохов погодя, взволнованно произносит:
- Надеюсь, у тебя есть что-нибудь на этот особый случай для нашего пацана?
- У меня есть что-то особенное для тебя. Сказка про домовёнка Кузьку!
Кто бы знал, где я её нарыл: таких мест не существует на карте. И Тайлеру она, конечно, ещё долго будет ни к чему, зато всякие водяные, лешие, сумасбродные вороны и старая ведьма в сложных отношениях со своей мобильной жилплощадью точно понравятся Честеру. Он округляет глаза за секунду до того, как его собственный дом наполняется ультразвуковым детским плачем. Нда. Старший тоже не любит, когда что-то интересное происходит без него.