[sxn]

youtu.be/cDfoMyH3S6E?si=Gi0NR2Ve8Dwqx8VI

Дипси

Я напился.
Впервые за долгое время.
Не то чтобы это от усталости или ещё чего такого - сам не знаю, как так получилось. Не то чтобы совсем в дрова, но всё-таки довольно прилично. После вечеринки нас с Честером закинули ко мне домой (двоих в одно место, чтобы поскорее отправиться квасить дальше), и я буквально тут же осознал, что это очень плохая идея - в тот самый момент, когда он прижался ко мне прямо в коридоре, не одолев и пяти шагов от входной двери. Окажись я в аналогичной ситуации трезвым (что так-то уже происходило), мы бы быстро утрясли всё, как это обычно у нас бывает: такой себе комплексный "обед" - максимум пользы, минимум отклонений от курса. Но я был пьян. И это серьёзно усложняло дело по двум причинам.
Во-первых, алкоголь снимал мою заинтересованность в чужих потребностях, вытаскивая из неведомых глубин собственные нужды, которые я туда натолкал с предыдущей пьянки, а во-вторых, Честеру хорошо известна эта моя особенность, и он уже давно хотел воспользоваться ей в неких "корыстных" целях (о чём я, в свою очередь, знаю потому, что у него на лице всё написано). Парень он очень упрямый. Почти такой же упрямый, как я. И вероятность того, что он упустит этот редкий случай нужного градуса в моей крови, решительно стремилась к нулю. Пустив в ход все свои чары, он втянул меня в бурные трения по пути в сторону комнаты с большой кроватью, и какую-то часть этого пути я ещё пытался срочно изобрести план Б и выставить Беннингтона на улицу, пока мои мысли, словно замок из песка, не сдались под натиском яростного солнечного света и не рассыпались в прах. Ах да... Это Честер меня поцеловал.
Как-то сразу с замахом - надрывно, влажно, отнюдь не напрашиваясь на драку, но словно умоляя о чём-то невыразимом. Да, я прекрасно знал, что ему не секс от меня был нужен. Вернее, не только он. И не столько он. Но мы как-то старались обходить стороной всё то, что может привести нас неизвестно куда. Ладно, это я был тем, кто сдерживал наше общение - Честеру такое вообще не свойственно: он ест, пока не наестся, играет в мяч, пока не потянет себе чего-нибудь, слушает музыку, пока она не исчерпает его настроение. Тем удивительнее - при всех исходных - была та осторожность, с которой он предлагал мне взять дальнейшую инициативу на себя. Трогательнее. То, что он всё ещё БОЯЛСЯ быть мною отвергнутым, в итоге и не позволило мне этого сделать.
И вот оно, утро. Я сижу - только что из душа - на полу подле кровати и листаю свой дежурный блокнот: он всегда лежит на тумбочке в ожидании моих полусознательных откровений, притащенных из мира бредней и снов - Честеру не стоит это видеть. Да он и не интересуется (во всяком случае пока что): лежит себе неподалёку в экзотической позе на боку, простыня едва там что-то прикрывает, он собирает рукой складочки ткани и снова разглаживает её. Грустный. Я чувствую это так же отчётливо, как накануне чувствовал его пугливую страсть, когда, вылизав его рот, я решил, что таким же образом хочу пройтись и по всему остальному, что у него там есть.
- Эй, эй, Майки...
- Вот молчи уже теперь.
Молчать он, конечно, не стал. Хотя членораздельной речью назвать это тоже было нельзя. Каждый раз, приходя в восторг от того, как Честер - в студии ли, на концерте ли - умеет импровизировать (с успехом 50 на 50, но какие это успешные 50!), я думал: что обеспечивает ему пространство для манёвра? Я снова и снова проигрывал сэмплы с его голосом, доводя себя до безумия тем, что не в состоянии насытиться этой красотой. Неужели Честера это не пугает? Или я так хорошо маскируюсь?
Я листаю страницы блокнота и вспоминаю, как матово ложился ночной свет на его кожу, как за окном, где-то вдалеке, шумело шоссе, как чудовищно тесно мне было в своём собственном теле... С тех пор, как я встретил Беннингтона, мне о многом хочется с ним говорить, но пока что получается только плодить чёртовы песни. А если кончатся песни, то будет ли это означать, что я наконец-то счастлив? Вопросы, вопросы... Они будто цепочка муравьёв, шествующая в свой огромный муравейник из вопросов. Её обрывает украшенная синим пламенем рука, потянувшая меня за футболку.
- А мы теперь всегда будем целоваться или только по праздникам? - довольно буднично интересуется Честер, продолжая жамкать и без того мятую ткань. Я немного промахнулся в своих ставках на то количество минут, что он продержится, прежде чем поднимет эту тему.
- Что, так понравилось?
- А тебе нет?
Изначально мы договаривались с ним об "особой дружеской поддержке в турах", но это незаметно распространилось и на студийное время, и на каникулы, и даже на перевалочные дни между небольшими этапами. Постепенно Честер залез и ко мне в штаны, с каждым новым сезоном мы позволяли себе всё больше, пробовали что-то ещё, как-то по-другому. А потом у него случился особенно паршивый день, и он приехал ко мне просто посидеть, уткнувшись носом в ворот моей толстовки. Он успел только с шумом, измученно вдохнуть, заполняя свои лёгкие моим запахом, а я уже знал, что до нашего первого секса остались считанные часы. Мы не обсуждали это, но, даже начав спать друг с другом, никто из нас ни разу не пытался организовать что-нибудь вроде поцелуя. Я с сожалением вздыхаю:
- Давно пора было. Чего столько тянули?
- Это ты меня спрашиваешь? - Боковым зрением я замечаю, как на меня сверкнули тёмными несчастными глазами. - Дело-то, конечно, такое... Интимное!
- Интимнее секса, ты хочешь сказать?
- Секс - это зачастую как пожрать.
- Насущный вопрос.
- Да. А вот целоваться просто так не полезешь. Тут чувства нужны.
Чувства... Какие именно? Если спросить меня, какие чувства я испытываю к Честеру, я не найдусь с ответом. Их слишком много. Потянешь за одно - вытянешь ещё десяток. И какие из них предполагают физическое притяжение? Честер, например, очень тактильный: он любит, когда я его трогаю, хотя так было не всегда. Для него это что-то вроде подтверждения собственной нужности. Я как-то даже провёл эксперимент: неделю всеми правдами и неправдами избегал прикосновений - и реакция была такой быстрой и печальной, что напрочь отбила всякое любопытство в эту сторону. Со временем я, конечно, только пуще убедился в том, что моё присутствие рядом влияет на Честера благотворно: он стал спокойнее, увереннее в себе, даже веселей. Собственно, на это я и рассчитывал, когда соглашался на предложенную им "приватную" авантюру. Что же до меня, то я мог бы обойтись и без всего этого животного обмена. Мне не суть важно, кем именно быть для Честера. Другое дело, НАСКОЛЬКО быть для него этим КЕМ-ТО. Если Беннингтон выходит из себя в отсутствие плотного внимания с моей стороны, то я - просто оттого, что не вижу его, не знаю, где он, в порядке ли. Какие мои чувства вылились на Честера этой ночью, и чем он каждый раз задевает этот переполненный котёл?
- Даже не представляю, как я мог бы заниматься сексом с тем, кого не хотел бы поцеловать.
Отмечая все эти косвенные признания (после вчерашних-то, ха!), я не могу сдержать тихой улыбки и ощущаю себя ласточкой, низко летящей над водой. Честер может взорваться совершенно внезапно. И по большей части я к этому даже привык, но и теперь случается подскочить на месте от его воплей.
- Да ты, Майк, вообще чучело какое-то! Чего вот ты морозишься, если тебе сразу всё известно? Сколько я всего себе надумал за один этот долбаный год, а дело-то в чём??
Знаю я, чего он там надумал, не надо быть семи пядей во лбу. Что это я из доброты душевной с ним вожусь от рассвета до заката (а иногда и сверхурочно после). Или что интересы группы застили мне всё на свете, в том числе и традиционные взгляды, которые он наверняка мне приписывает. Или что уж лучше я, чем какой-нибудь левый мужик на свежевыстиранных домашних простынях. У Честера отменная интуиция, но его мыслительный процесс немедленно идёт под откос, стоит на путях объявиться преследующему его с детства чувству вины за то, что он вообще существует - самому иррациональному, что только в нём есть. Не уверен, что эта вина не действует и на меня тоже. К сожалению, мы делимся с близкими не только хорошим. Почему-то я решил не давать Честеру никакого трудного выбора, решил сделать этот выбор за него. А всё, что ОН ИСПЫТАЕТ в результате МОЕГО решения, я посчитаю сопутствующим ущербом. Это ничего, если в главном он останется невредим. Так ведь?
Стоит этой мысли оформиться, как она встаёт у меня поперёк горла. Я смотрю на лист с наскоро записанным откровенным текстом, своей простотой подозрительно напоминающим тексты Беннингтона, и не могу поверить, что судьба вручила этого искреннего человека такому идиоту, как я. Был ли вообще смысл в моих потугах удержаться в узеньком просвете между тем, чтобы ранить Честера так, и тем, чтобы ранить его эдак?
- Дай сюда! Чего ты там всё мусолишь? - разозлившись на моё молчание, Честер выбрасывается вперёд ягуаром и хватает из моих рук блокнот. Ретируется, но не настолько, чтобы я при желании не мог его тут же достать. Желания такого я не испытываю, отчасти потому, что мои попытки вернуть похищенное имущество выглядели бы слишком мелодраматично - на первом году колледжа я бы ещё такое провернул, но не теперь.
Простыня совсем с него слетела... Но Честера такие мелочи не смущают. Выяснять отношения, когда на тебе ничего, кроме деревянных бусиков на запястье (что я купил ему в Мехико) - это настолько в его стиле, что давно уже не действует на нервы. Когда нам выпадает пара свободных дней, и он остаётся на ночь, на следующее утро я всегда наблюдаю, как он ходит по моему дому голышом, впихиваясь хотя бы в трусы только после того, как я заявлю, что в нынешнем виде завтрака он не получит. Прекрасный вид, должен сказать, и мы вместе удивляемся моему ханжеству: он - вслух, я - про себя. "Какой же ты японец, если теряешь аппетит от моих неприкрытых прелестей?" Я готовлю на завтрак какую-нибудь кашу, режу фрукты, поджариваю пару яиц, варю кофе. Мне спокойно и хорошо, как ни в какие другие моменты моей жизни. Не слишком ли это много, чтобы не позволять этому случаться чаще? Я наполняю умозрительные чаши весов тем и этим, посматриваю, как Честер читает мою белиберду, написанную крупными округлыми буквами, переворачивает блокнот - но на той стороне только очередная зубастая рожица с ножками. Его рука, удерживающая сомнительное чтиво, устало валится на постель.
- Я боюсь... - Я слышу свой голос, разрезавший ненадолго установившуюся тишину, как нечто, к чему я не имею никакого отношения, что я вообще никак не контролирую. - Я боюсь, что если ты обо всём узнаешь, то сбежишь от меня. - Честер от одного только разворота впал в кататонию, а ведь я почти добил этот блокнот. Который вскоре отправится к своим собратьям в пыльную коробку, что стоит в кладовке вместе со швабрами и прочим хозяйственным скарбом (от греха подальше). - А ещё больше боюсь, что если не сбежишь, то я построю вокруг тебя клетку.
"Потому что я тебя обожаю", - продолжает кто-то у меня внутри. "Потому что хочу, чтобы ты был рядом со мной до конца моих дней". Этот кто-то заставляет меня наконец поднять голову и встретиться взглядом со своим другом. "Ну? Как тебе такое?" - должно быть, видит он на моём лице. "Ну ты, блин, даёшь, твою мать!" - должно быть, вижу я на его. Честер почти не тратит время на то, чтобы прикинуть, как ему лучше ответить на эпохальную растерянность человека, который всю дорогу строит из себя невесть что.
- А ты вот помнишь, какой в прошлом месяце я устроил скандал?
- Который из них, детка?
- Ну, насчёт WOW song.
- Аа... Как такое забыть?
- Мы записали невероятный материал, а вы с Ханом так напичкали его своими свистелками и перделками, что от изначального драйва не осталось и следа!
"Это выйдет в свет только через мой труп!" - орал Честер, тыкая пальцем поочерёдно в меня и Джозефа. "Положите шедевр, откуда взяли, ироды!" Мистер Хан слился сразу же: он ненавидит истерики Честера. А я продержался до вечера, в конце концов успокоив дебошира скреплённым пивом в присутствии свидетелей обещанием, что мы выпустим эту песню лайвом.
- Только не начинай заново, - умоляю я и давлю непрошеный смех.
- Я к тому, - вслед за мной и Честер стоически не ржёт, - что я всегда подстрахую тебя от какой-нибудь хераборы, вроде этой. И в музыке, и вообще. Не надо тащить всё на себе. Я же не инвалид у тебя на попечении, мы равноправные партнёры.
Едва ли Честер в достаточном мере осознаёт, чем ему грозит слишком близкое общение со мной (я и сам не особо в курсе), и никакие мои предупреждения тут не помогут. Просто потому, что дав своё согласие однажды, он сразу принимает всё: и то, что ему уже известно, и то, о чём ещё только предстоит узнать. С одной стороны, глупо пускаться во все тяжкие, полагаясь только на то, что тебе хватит сил и верности, а с другой... если просчитывать всё до конца (кабы такое было возможно), то никогда ни за одно дело не возьмёшься. Я ведь прекрасно понимаю, что нахожусь там, где нахожусь, во многом благодаря тому, что Честера не остановишь отсутствием рентабельного плана, и в критические моменты я просто шёл за ним сквозь туман - до тех пор, пока не начинали проступать хоть какие-то фактуры, с которыми уже можно было работать. Так у нас сложилось в Linkin park, хотя внутри коллектива гораздо проще положиться на ту смелость, которой мне самому не достаёт. В случае же, когда нас только двое, риск устроить катастрофу значительно возрастает. Насколько хуже этой неизвестности тот вариант, когда, недооценивая Честера, я сам вырою ему могилу и залезу в неё вместе с ним? Я пожимаю плечами, не представляя, чему именно сейчас дам ход:
- Что ж, тогда нам остаётся только пожениться, съехаться в один дом и завести собаку - всё просто.
Честер глядит на меня не мигая. Так с суши ощущается надвигающийся на неё с моря ураган.
- У Роба есть щенки.
- Погоди, погоди...
- Пять штук! Два чёрненьких и три всяких разных. Один с абсолютно круглым рыжим пятном на пузе, ты представляешь?? Он тебе понравится!
- Ну куда нам сейчас щенка, нас дома-то не бывает!
- Так у твоей соседки Надин двенадцать псов, она и приглядит, если что.
- Пойдём лучше позавтракаем...
- Ну, Майк!
Я поднимаюсь на ноги и, обогнув кровать, выметаюсь в коридор.
- Мааайк!
Иду себе по коридору.
- Я не понял, ты будешь теперь меня целовать или как??
Останавливаюсь. Прикрываю рукой широченную улыбку на своём лице. Господи... Пытаюсь удержать это невыносимое нечто, что люди называют так просто - радостью. Продолжаю движение и ору за спину:
- Тащи свою одетую задницу на кухню - и узнаешь!