Ночь. Луна. Точу карандаши.
хочу тетешкать Чеззи - и кто мне запретит?
youtu.be/Nu1hZur7YO4
Реверси
часть 1 Потихоньку Слава осваивал разговорный английский. Собственно, других вариантов у него и не было: он, конечно, тоже обучал Честера отечественному разговорному (мату), но скорее кеков ради, никакой практической ценности это не имело. Слава путался во временах, артиклях, лексике, по-русски разбрасывал слова, произнося их с чудовищным акцентом, но Честер на удивление хорошо ориентировался в этом хаосе, и они довольно быстро наладили связь.
Чтобы что, кстати? Шататься по Питеру и его окрестностям, зависать по хатам знакомых гитаристов, иногда набегая на студию, смотреть дома фильмы с оригинальной озвучкой и субтитрами, готовить еду: как-то Слава даже ритуальную лепку пельмешек организовал, но они тогда скорее наебенились бренди, чем пельменей налепили. Честер проявлял интерес ко всему и лез везде. Правда, заниматься подолгу чем-то одним он не любил, а то даже и не мог. Слава был такой же, но с одним существенным отличием: лениться и бездельничать он умел со смаком и, в сущности, бесконечно. Только Честер ему не давал. И если Фёдоров Мирон Янович маньячил периодически, по большей части всё-таки пребывая в анабиозе, то этот заморский гость был взвинчен постоянно. Когда Слава уставал, он сбагривал его Антихайпу или сестре.
Слава сравнивал. В его голове имелся умозрительный лист, поделенный на две колонки, в котором он отмечал, чем Честер похож и чем он отличался от Мирона. Иногда казалось, что это не имеет никакого смысла, потому что сколько ни взвешивай, а ощущения от них были чётко разные. Честер красивый, Мирон - на любителя. Честер открыт со всех сторон, Мирон закупорен на все засовы. Честер внимательно смотрит на тебя, а Мирон смотрит в ровную гладь озёрной воды. Они занимают примерно одинаковую позицию в социуме, являясь центром притяжения, оба лысые и носатые, агрессивные и трогательные, Честер чувствует, Мирон думает. Смешные. Добрые. Только Честер сразу, а до Мирона ещё надо добраться. Через конъюнктурность, загоны, страх и распальцовку. Честер был так же уязвим, но не душил самого себя в застенках. С Честером было хорошо. Но Слава очень скучал по жиду.
Раз в неделю от него приходил емейл, в котором он рассказывал, как они там с Майком уработались, какие полезные знакомства он завёл, за сколько баксов пил шампанское в воскресенье вечером. "А может переедем жить в Калифорнию?" И Слава, каждый раз читая эту белиберду, ощущал все оголённые места, которые прикрывает Мирон, когда он рядом. Ему не хватало их пьяных философских бесед, глупой бытовой ругани, молчания, когда они часами валяются в обнимку, слушая музыку или читая, его дыхания во сне, стука сердца, ещё тысячи и одной мелочи, что в совокупности определяло всё то, почему ему нужен именно Мирон.
Они спали с Честером в одной кровати. Тактильность и контактность этого парня выяснились моментально: к Славке тянуло в принципе всех, но вот таких - особенно. Тогда Слава ещё вспомнил, как он сам при любом удобном и неудобном случае лезет к Мирону - обниматься, целоваться, потереться о него носом или щекой, просто подержать: за мизинец, лодыжку, да хоть край куртки. И в некотором смысле на колючий аризонский затылок рука легла как-то даже привычно, когда Честер в первый раз пристроился у Славы на груди. В этот момент его очень грела уверенность в том, что там, за тридевять земель, Мирон ни под каким соусом не залезет к Шиноде под одеяло.
С Майком он разговаривал только один раз (да и то через Мирона-переводчика), когда тот давал инструкции по приёму Честером его таблеток. Славе вменялось тщательно за этим следить, но всё пошло по пизде уже на первой неделе: основную часть рецептурных запасов они сожрали за просмотром располагающего к оному "Контроля", а оставшееся и вовсе куда-то потом под диван закатилось. Из того, что Слава услышал от Честера, Майк был тот ещё локомотив и по кипучести своему вокалисту не уступал. Стало понятно, в каком состоянии вернут ему Мирона, а коли так, то у Честера будут римские каникулы - в русской Венеции.
В следующем письме Мирон сообщил, что у Майка такие же длинные и красивые пальцы, как у него, у Славы. "Тебе надо научиться играть на гитаре. Или на пианино. Но не на гуслях, из дома выгоню!" Он нашёл фотографию Майка с крупным планом рук и представил, как Мирон берёт эти пальцы в рот. Действительно красивые. В тот вечер он гладил Честера по лицу, рассматривая его горящие, несчастные глаза. Слава ни за что бы не выдержал накала этого человека, но вот разбить скорлупу другого он смог. Острое чувство своего места накатило внезапно, и рука, лежавшая на чужой щеке, стала подрагивать. В чёрных глазах напротив Слава увидел то, о чём думал Мирон, когда запланировал эту рокировку. Мазнув большим пальцем по тёплым, сомкнутым губам, он легко потянулся к ним - как к родным.
часть 2***
- Ну что, изменял мне? - спрашивает Мирон, улыбаясь в поцелуй, когда их со Славкой оставили наконец одних.
- Интересный ты какой, - Слава в детали вдаваться не спешит: чмокает Мирона в уголок рта, потом ещё куда-то, трётся о него носом и щекой, как какой-нибудь зверёк - и Мирон знает: пока он не нанежничается таким образом, продолжения не будет. - Сам подсунул мне этого сиротку, а теперь, значит, устраиваем сцены?
- Да какие сцены? - фыркает Мирон, усаживая Славу на кровать и забираясь к нему на колени. Он с наслаждением запускает пальцы в отросшие шелковистые волосы, ныряет туда же носом, делая глубокий вдох, и откровенно плывёт от всей этой так долго недостающей ему близости - да и вообще: если бы не стальная выдержка, то уже в аэропорту бы Славку изнасиловал.
Который - к своей великой чести - доставил Честера на родину в целости и сохранности. Теперь можно было погостить у мистера Шиноды где-то с недельку и показать Славе Лос-Анджелес: ведь он никогда не был в Америке. Мирону сразу бросилось в глаза то, как Беннингтон жмётся к Карелину, пока они идут им навстречу - это был добрый знак: того, что всё прошло по плану.
Однако восторги по поводу собственной гениальности Мирон решает оставить на потом, на то время, когда его не будет так сильно скручивать от желания сожрать Славку целиком, ну или хотя бы оседлать его пару раз и понадкусывать.
- Ну а как твои успехи? - спрашивает Слава, выковыривая Мирона из его пижонской рубашки. - Или мы тут как раз празднуем победу?
Мирон хитро улыбается, залезая рукой за ворот славкиной толстовки - скребёт по хребту короткими ногтями, зная, как Славе это нравится, если делать так в районе копчика.
- Празднуем погромче, - только и говорит он, пока тянется за очередным поцелуем.
- Принято, - Слава всё же успевает ему ответить.
***
- Я смотрю, вы там очень подружились, - резюмирует Майк, не сводя с Честера пытливого взгляда.
- Слава очень классный. И его друзья! Мне вообще русские понравились, ой, такие!.. бессмысленные и беспощадные - во всех своих проявлениях! Прям как моя психика. Почему мы до сих пор не давали там концертов? Они через одного меня знают. Как-то я даже пел на хате целый вечер, они это называют квартирниками, там пацан был - всю музыку нашу играл с закрытыми глазами, говорю тебе, Ши, это...
Но Шинода может думать только о том, насколько привлекательнее Карелин вживую по сравнению с тем, как он выглядел на фотографиях, которые показывал ему Мирон. Высокий, красивый, обаятельный, с умными, какими-то необыкновенными глазами. Очень живой, свободный. Майку дурнело каждый раз, когда он пытался представить, что они там могли сообразить на двоих, эти авантюристы.
- Майк, ты меня слушаешь? - внезапно лицо Честера оказывается прямо перед его собственным. Майк смотрит и не может подавить вдруг всколыхнувшееся волнение. Что за чертовщина с ним творится сегодня? - Я очень скучал по тебе. Скучать по тебе, когда ты на другом краю Земли, это не то же самое, что скучать по тебе, когда ты в соседнем номере, на соседнем диване или дышишь мне в ухо на сцене.
Честер так легко говорит ему о своих чувствах, и Майк завидует: сам он никогда так не умел. Честер живёт как поёт, а поёт он как дышит, и всё у него происходит здесь и сейчас, а Майк всегда думает о миллиарде вещей, на которые влияет каждый его поступок, погружается в собственные мотивы так глубоко, что уже не может ничего разобрать. И вот он судорожно сжимает свою четвёртую за день кружку с кофе и тяжело вздыхает.
Ему показалось, что Честера расстроило то, как Мирон и Слава встретились после продолжительной разлуки. Такое выражение лица он видел у него, когда на улице или в кафе им на глаза попадались большие, шумные семьи. Слава сцапал своего коротышку и зацеловал его всего прямо посреди зала, вообще ни на кого не обращая внимания. Майк слушал, как Слава что-то пытается тараторить в процессе и как смеётся в ответ Мирон - и он, конечно, тоже обнимает Честера, ощупывая его затылок и плечи, а потом видит ЭТО на его лице.
Примерно ту же информацию Честер скидывает ему и теперь, внимательно всматриваясь в черноту его глаз. Больше, чем о музыке, Мирон рассказывал Майку разве что о Славе: какой он талантливый и замечательный, как Мирон счастлив любить его и заботиться о нём. "У меня нет ничего важнее", - говорил Мирон. "Я всё за него отдам, никого не пожалею". Майк слушал и думал об одном единственном человеке.
- Знаешь, Чез, - говорит он, сдаваясь на милость этой потрясающей бездне напротив, - похоже, я самый большой идиот на этой планете.
часть 3
Дикий пляж. Они сидят с Майком под какой-то калифорнийской осиной и смотрят, как Честер и Мирон бесятся в воде, перекрикивая чаек, тюленей и модный хопчик, доносящийся из чёрного внедорожника, стоящего поодаль.
Славе припекло голову и он немного отъехал. Майк вызвался его стеречь, пока остальные купаются - отчасти из гуманистических побуждений, отчасти из корыстных: ему хотелось получше узнать человека, к которому его вокалист льнёт как кот к щётке для вычёсывания блох, но возможности такой ему всё никак не представлялось - рядом всегда ошивался Мирон.
Мирона Майк знал как вдумчивого, уравновешенного, рационального человека. Пока они не собрались все вместе, и русский рэпер не оказался до кучи ревнивым, импульсивным и непредсказуемым. Он щедро одаривал своего долговязого друга всяческим вниманием и так же неустанно следил, чтобы никто из окружения не пересекал черту, известную лишь ему одному. Впрочем, Майк очень тонко чувствовал такие вещи, так как сам проделывал нечто подобное, хоть ничем себя и не выдавал. Проще говоря, хватать Славу за всякие места - в прямом и переносном смысле - разрешалось только Честеру.
Честеру вообще сложно было что-то запретить. Находясь постоянно в движении, он заводил и всех вокруг, но то, каким бешеным от общения с ним становился Мирон, удивляло даже бывалых.
Этим Майк и делится со Славой, стараясь подбирать простые английские слова.
- Он биполярник. Перепады настроения, все дела. Потусуется тут с этим ядерным реактором, а дома свалится на полтора месяца в отделение для овощей.
Здорово. Они, значит, оба с приветом.
- Я думал, приеду, а он тут уже на последнем издыхании, но нет, ты вроде ровный парень. А этот, - Слава кивает в сторону океана, - его изведёт, можно к шаману не ходить.
- Намучался с ним там? - спрашивает Майк про их пребывание в далёкой северной стране.
- Иногда, конечно, хотелось его выключить, но в целом он очень хороший, о нём приятно заботиться.
Кнопки RESET у Честера действительно не было, однако неподдельный интерес у богатого воображения Майка вызвала именно заключительная часть реплики - и Шинода решительно шваркает дверью, чуть ли не прищемив тому его любопытный нос.
- А Мирон тебя не доставал? Он очень занудный, когда речь заходит о творчестве.
- Я тоже перфекционист.
- Ну, - тут на свет появляется какой-то сложный ироничный фырк, явно имеющий долгую личную историю, - музло у вас годное.
- Спасибо.
Слава выливает себе на голову немного воды и встряхивается, забрасывая каплями всё вокруг. Потом взъерошивает волосы и делается совсем уж невыносимым лапочкой. Майк бы сказал, что этот парень достаточно неуклюж, нерасторопен, с необъяснимыми моторными привычками, будто гравитация действует на него не так, как на всех остальных людей, но, как ни странно, это было очень органично и являлось частью его обаяния.
- Мы с Честером как-то смотрели ваш лайв.
- И?
- Я умилялся, как прожектор высвечивает твои уши, а Честер говорил, что хотел бы их опробовать.
- Опробовать? - выбранное слово кажется Майку странным, и он пытается уточнить. - Как это?
- Ну примерно вот так, - говорит Слава, наклоняется и кусает Майка за ухо, прямо за хрящик.
Шинода сразу сообразил, кто в этой парочке пионер, так сказать, но ерунда была в том, что в повседневной жизни, в быту, доминировал почему-то Мирон, и вообще, было в Славе что-то такое.. мягкое и уступчивое. Великодушное даже. Будто ему ничего не стоило не качать свои права по мелочам, а в категорию "мелочи" у него попадало очень много всего. Майк, инстинктивно отпрянув, закрывает ухо ладонью и таращит на нахала свои и без того огромные глаза.
- А ещё, - продолжает Слава, не отодвигаясь ни на миллиметр, - я заметил, что вы с Честером прекрасно чувствуете ритм - но по-разному, и совершенно определённо его история идёт поверх твоей.
Это был настолько жирный намёк, что даже не верилось. Майк отводит взгляд и чувствует, что краснеет - впервые с тех пор, как закончил среднюю школу, кажется. В другой подобной ситуации он бы разозлился: он ненавидел, когда вторгались в его личное пространство, и моментально пресекал любые попытки - но вместо этого по всему его существу теперь, будто круги по воде, неумолимо распространялось понимание: что в Славе так притягивало Честера.
Весь этот движ случился слишком быстро, чтобы со стороны пляжа можно было что-то заметить. Впрочем, Майк не обольщался: едва ли у Славы были от Мирона какие-то секреты. Шинода даже подозревал их в откровенном сговоре, но было ясно также и то, что мыслит Слава автономно и вполне может действовать от собственного лица. Майк застаёт себя за тем, что снова смотрит в хитрые лисьи глаза.
- Честер не просил, но я передаю, - подмигивает их обладатель, ладно улыбаясь, и откатывается на своё прежнее место.
Где-то на фоне слышится особенно громкий вопль кого-то из рейзон детре.
youtu.be/Nu1hZur7YO4
Реверси
часть 1 Потихоньку Слава осваивал разговорный английский. Собственно, других вариантов у него и не было: он, конечно, тоже обучал Честера отечественному разговорному (мату), но скорее кеков ради, никакой практической ценности это не имело. Слава путался во временах, артиклях, лексике, по-русски разбрасывал слова, произнося их с чудовищным акцентом, но Честер на удивление хорошо ориентировался в этом хаосе, и они довольно быстро наладили связь.
Чтобы что, кстати? Шататься по Питеру и его окрестностям, зависать по хатам знакомых гитаристов, иногда набегая на студию, смотреть дома фильмы с оригинальной озвучкой и субтитрами, готовить еду: как-то Слава даже ритуальную лепку пельмешек организовал, но они тогда скорее наебенились бренди, чем пельменей налепили. Честер проявлял интерес ко всему и лез везде. Правда, заниматься подолгу чем-то одним он не любил, а то даже и не мог. Слава был такой же, но с одним существенным отличием: лениться и бездельничать он умел со смаком и, в сущности, бесконечно. Только Честер ему не давал. И если Фёдоров Мирон Янович маньячил периодически, по большей части всё-таки пребывая в анабиозе, то этот заморский гость был взвинчен постоянно. Когда Слава уставал, он сбагривал его Антихайпу или сестре.
Слава сравнивал. В его голове имелся умозрительный лист, поделенный на две колонки, в котором он отмечал, чем Честер похож и чем он отличался от Мирона. Иногда казалось, что это не имеет никакого смысла, потому что сколько ни взвешивай, а ощущения от них были чётко разные. Честер красивый, Мирон - на любителя. Честер открыт со всех сторон, Мирон закупорен на все засовы. Честер внимательно смотрит на тебя, а Мирон смотрит в ровную гладь озёрной воды. Они занимают примерно одинаковую позицию в социуме, являясь центром притяжения, оба лысые и носатые, агрессивные и трогательные, Честер чувствует, Мирон думает. Смешные. Добрые. Только Честер сразу, а до Мирона ещё надо добраться. Через конъюнктурность, загоны, страх и распальцовку. Честер был так же уязвим, но не душил самого себя в застенках. С Честером было хорошо. Но Слава очень скучал по жиду.
Раз в неделю от него приходил емейл, в котором он рассказывал, как они там с Майком уработались, какие полезные знакомства он завёл, за сколько баксов пил шампанское в воскресенье вечером. "А может переедем жить в Калифорнию?" И Слава, каждый раз читая эту белиберду, ощущал все оголённые места, которые прикрывает Мирон, когда он рядом. Ему не хватало их пьяных философских бесед, глупой бытовой ругани, молчания, когда они часами валяются в обнимку, слушая музыку или читая, его дыхания во сне, стука сердца, ещё тысячи и одной мелочи, что в совокупности определяло всё то, почему ему нужен именно Мирон.
Они спали с Честером в одной кровати. Тактильность и контактность этого парня выяснились моментально: к Славке тянуло в принципе всех, но вот таких - особенно. Тогда Слава ещё вспомнил, как он сам при любом удобном и неудобном случае лезет к Мирону - обниматься, целоваться, потереться о него носом или щекой, просто подержать: за мизинец, лодыжку, да хоть край куртки. И в некотором смысле на колючий аризонский затылок рука легла как-то даже привычно, когда Честер в первый раз пристроился у Славы на груди. В этот момент его очень грела уверенность в том, что там, за тридевять земель, Мирон ни под каким соусом не залезет к Шиноде под одеяло.
С Майком он разговаривал только один раз (да и то через Мирона-переводчика), когда тот давал инструкции по приёму Честером его таблеток. Славе вменялось тщательно за этим следить, но всё пошло по пизде уже на первой неделе: основную часть рецептурных запасов они сожрали за просмотром располагающего к оному "Контроля", а оставшееся и вовсе куда-то потом под диван закатилось. Из того, что Слава услышал от Честера, Майк был тот ещё локомотив и по кипучести своему вокалисту не уступал. Стало понятно, в каком состоянии вернут ему Мирона, а коли так, то у Честера будут римские каникулы - в русской Венеции.
В следующем письме Мирон сообщил, что у Майка такие же длинные и красивые пальцы, как у него, у Славы. "Тебе надо научиться играть на гитаре. Или на пианино. Но не на гуслях, из дома выгоню!" Он нашёл фотографию Майка с крупным планом рук и представил, как Мирон берёт эти пальцы в рот. Действительно красивые. В тот вечер он гладил Честера по лицу, рассматривая его горящие, несчастные глаза. Слава ни за что бы не выдержал накала этого человека, но вот разбить скорлупу другого он смог. Острое чувство своего места накатило внезапно, и рука, лежавшая на чужой щеке, стала подрагивать. В чёрных глазах напротив Слава увидел то, о чём думал Мирон, когда запланировал эту рокировку. Мазнув большим пальцем по тёплым, сомкнутым губам, он легко потянулся к ним - как к родным.
часть 2***
- Ну что, изменял мне? - спрашивает Мирон, улыбаясь в поцелуй, когда их со Славкой оставили наконец одних.
- Интересный ты какой, - Слава в детали вдаваться не спешит: чмокает Мирона в уголок рта, потом ещё куда-то, трётся о него носом и щекой, как какой-нибудь зверёк - и Мирон знает: пока он не нанежничается таким образом, продолжения не будет. - Сам подсунул мне этого сиротку, а теперь, значит, устраиваем сцены?
- Да какие сцены? - фыркает Мирон, усаживая Славу на кровать и забираясь к нему на колени. Он с наслаждением запускает пальцы в отросшие шелковистые волосы, ныряет туда же носом, делая глубокий вдох, и откровенно плывёт от всей этой так долго недостающей ему близости - да и вообще: если бы не стальная выдержка, то уже в аэропорту бы Славку изнасиловал.
Который - к своей великой чести - доставил Честера на родину в целости и сохранности. Теперь можно было погостить у мистера Шиноды где-то с недельку и показать Славе Лос-Анджелес: ведь он никогда не был в Америке. Мирону сразу бросилось в глаза то, как Беннингтон жмётся к Карелину, пока они идут им навстречу - это был добрый знак: того, что всё прошло по плану.
Однако восторги по поводу собственной гениальности Мирон решает оставить на потом, на то время, когда его не будет так сильно скручивать от желания сожрать Славку целиком, ну или хотя бы оседлать его пару раз и понадкусывать.
- Ну а как твои успехи? - спрашивает Слава, выковыривая Мирона из его пижонской рубашки. - Или мы тут как раз празднуем победу?
Мирон хитро улыбается, залезая рукой за ворот славкиной толстовки - скребёт по хребту короткими ногтями, зная, как Славе это нравится, если делать так в районе копчика.
- Празднуем погромче, - только и говорит он, пока тянется за очередным поцелуем.
- Принято, - Слава всё же успевает ему ответить.
***
- Я смотрю, вы там очень подружились, - резюмирует Майк, не сводя с Честера пытливого взгляда.
- Слава очень классный. И его друзья! Мне вообще русские понравились, ой, такие!.. бессмысленные и беспощадные - во всех своих проявлениях! Прям как моя психика. Почему мы до сих пор не давали там концертов? Они через одного меня знают. Как-то я даже пел на хате целый вечер, они это называют квартирниками, там пацан был - всю музыку нашу играл с закрытыми глазами, говорю тебе, Ши, это...
Но Шинода может думать только о том, насколько привлекательнее Карелин вживую по сравнению с тем, как он выглядел на фотографиях, которые показывал ему Мирон. Высокий, красивый, обаятельный, с умными, какими-то необыкновенными глазами. Очень живой, свободный. Майку дурнело каждый раз, когда он пытался представить, что они там могли сообразить на двоих, эти авантюристы.
- Майк, ты меня слушаешь? - внезапно лицо Честера оказывается прямо перед его собственным. Майк смотрит и не может подавить вдруг всколыхнувшееся волнение. Что за чертовщина с ним творится сегодня? - Я очень скучал по тебе. Скучать по тебе, когда ты на другом краю Земли, это не то же самое, что скучать по тебе, когда ты в соседнем номере, на соседнем диване или дышишь мне в ухо на сцене.
Честер так легко говорит ему о своих чувствах, и Майк завидует: сам он никогда так не умел. Честер живёт как поёт, а поёт он как дышит, и всё у него происходит здесь и сейчас, а Майк всегда думает о миллиарде вещей, на которые влияет каждый его поступок, погружается в собственные мотивы так глубоко, что уже не может ничего разобрать. И вот он судорожно сжимает свою четвёртую за день кружку с кофе и тяжело вздыхает.
Ему показалось, что Честера расстроило то, как Мирон и Слава встретились после продолжительной разлуки. Такое выражение лица он видел у него, когда на улице или в кафе им на глаза попадались большие, шумные семьи. Слава сцапал своего коротышку и зацеловал его всего прямо посреди зала, вообще ни на кого не обращая внимания. Майк слушал, как Слава что-то пытается тараторить в процессе и как смеётся в ответ Мирон - и он, конечно, тоже обнимает Честера, ощупывая его затылок и плечи, а потом видит ЭТО на его лице.
Примерно ту же информацию Честер скидывает ему и теперь, внимательно всматриваясь в черноту его глаз. Больше, чем о музыке, Мирон рассказывал Майку разве что о Славе: какой он талантливый и замечательный, как Мирон счастлив любить его и заботиться о нём. "У меня нет ничего важнее", - говорил Мирон. "Я всё за него отдам, никого не пожалею". Майк слушал и думал об одном единственном человеке.
- Знаешь, Чез, - говорит он, сдаваясь на милость этой потрясающей бездне напротив, - похоже, я самый большой идиот на этой планете.
часть 3
You said call you simply Misha
I said you to tell me more
You said you are very crazy
I said that I’m crazy too
I said you to tell me more
You said you are very crazy
I said that I’m crazy too
Дикий пляж. Они сидят с Майком под какой-то калифорнийской осиной и смотрят, как Честер и Мирон бесятся в воде, перекрикивая чаек, тюленей и модный хопчик, доносящийся из чёрного внедорожника, стоящего поодаль.
Славе припекло голову и он немного отъехал. Майк вызвался его стеречь, пока остальные купаются - отчасти из гуманистических побуждений, отчасти из корыстных: ему хотелось получше узнать человека, к которому его вокалист льнёт как кот к щётке для вычёсывания блох, но возможности такой ему всё никак не представлялось - рядом всегда ошивался Мирон.
Мирона Майк знал как вдумчивого, уравновешенного, рационального человека. Пока они не собрались все вместе, и русский рэпер не оказался до кучи ревнивым, импульсивным и непредсказуемым. Он щедро одаривал своего долговязого друга всяческим вниманием и так же неустанно следил, чтобы никто из окружения не пересекал черту, известную лишь ему одному. Впрочем, Майк очень тонко чувствовал такие вещи, так как сам проделывал нечто подобное, хоть ничем себя и не выдавал. Проще говоря, хватать Славу за всякие места - в прямом и переносном смысле - разрешалось только Честеру.
Честеру вообще сложно было что-то запретить. Находясь постоянно в движении, он заводил и всех вокруг, но то, каким бешеным от общения с ним становился Мирон, удивляло даже бывалых.
Этим Майк и делится со Славой, стараясь подбирать простые английские слова.
- Он биполярник. Перепады настроения, все дела. Потусуется тут с этим ядерным реактором, а дома свалится на полтора месяца в отделение для овощей.
Здорово. Они, значит, оба с приветом.
- Я думал, приеду, а он тут уже на последнем издыхании, но нет, ты вроде ровный парень. А этот, - Слава кивает в сторону океана, - его изведёт, можно к шаману не ходить.
- Намучался с ним там? - спрашивает Майк про их пребывание в далёкой северной стране.
- Иногда, конечно, хотелось его выключить, но в целом он очень хороший, о нём приятно заботиться.
Кнопки RESET у Честера действительно не было, однако неподдельный интерес у богатого воображения Майка вызвала именно заключительная часть реплики - и Шинода решительно шваркает дверью, чуть ли не прищемив тому его любопытный нос.
- А Мирон тебя не доставал? Он очень занудный, когда речь заходит о творчестве.
- Я тоже перфекционист.
- Ну, - тут на свет появляется какой-то сложный ироничный фырк, явно имеющий долгую личную историю, - музло у вас годное.
- Спасибо.
Слава выливает себе на голову немного воды и встряхивается, забрасывая каплями всё вокруг. Потом взъерошивает волосы и делается совсем уж невыносимым лапочкой. Майк бы сказал, что этот парень достаточно неуклюж, нерасторопен, с необъяснимыми моторными привычками, будто гравитация действует на него не так, как на всех остальных людей, но, как ни странно, это было очень органично и являлось частью его обаяния.
- Мы с Честером как-то смотрели ваш лайв.
- И?
- Я умилялся, как прожектор высвечивает твои уши, а Честер говорил, что хотел бы их опробовать.
- Опробовать? - выбранное слово кажется Майку странным, и он пытается уточнить. - Как это?
- Ну примерно вот так, - говорит Слава, наклоняется и кусает Майка за ухо, прямо за хрящик.
Шинода сразу сообразил, кто в этой парочке пионер, так сказать, но ерунда была в том, что в повседневной жизни, в быту, доминировал почему-то Мирон, и вообще, было в Славе что-то такое.. мягкое и уступчивое. Великодушное даже. Будто ему ничего не стоило не качать свои права по мелочам, а в категорию "мелочи" у него попадало очень много всего. Майк, инстинктивно отпрянув, закрывает ухо ладонью и таращит на нахала свои и без того огромные глаза.
- А ещё, - продолжает Слава, не отодвигаясь ни на миллиметр, - я заметил, что вы с Честером прекрасно чувствуете ритм - но по-разному, и совершенно определённо его история идёт поверх твоей.
Это был настолько жирный намёк, что даже не верилось. Майк отводит взгляд и чувствует, что краснеет - впервые с тех пор, как закончил среднюю школу, кажется. В другой подобной ситуации он бы разозлился: он ненавидел, когда вторгались в его личное пространство, и моментально пресекал любые попытки - но вместо этого по всему его существу теперь, будто круги по воде, неумолимо распространялось понимание: что в Славе так притягивало Честера.
Весь этот движ случился слишком быстро, чтобы со стороны пляжа можно было что-то заметить. Впрочем, Майк не обольщался: едва ли у Славы были от Мирона какие-то секреты. Шинода даже подозревал их в откровенном сговоре, но было ясно также и то, что мыслит Слава автономно и вполне может действовать от собственного лица. Майк застаёт себя за тем, что снова смотрит в хитрые лисьи глаза.
- Честер не просил, но я передаю, - подмигивает их обладатель, ладно улыбаясь, и откатывается на своё прежнее место.
Где-то на фоне слышится особенно громкий вопль кого-то из рейзон детре.
@темы: музло, фанфикшн, слав, не надо!, лп