Ночь. Луна. Точу карандаши.
никогда не знаешь, где и что тебя вдохновит)
И тебе не будет ни больно, ни страшно
читать дальше Честер заваливается ко мне в той степени опьянения, когда он ещё ходит сам, но уже собирает все углы. Самое удивительное в этом было то, что мы распрощались с ним буквально два часа назад - в отменно благодушном настроении, прошу заметить! - и только Беннингтон из таких исходников мог за это ничтожное время устроить и Армагеддон, и попойку по случаю. Я - следующая часть программы. Обязательная. Можно пропустить первую, вторую или нахер обе, но не поход к Майклу Кенджи - за советом, компанией (или просто поесть). Само собой, абсурдные рекорды Честера мог побить только он сам.
Открыв дверь и узрев его выражения лица, я только молча сдвигаюсь в сторону, чтобы пропустить его в дом, и выставляю руку за секунду до того, как он спотыкается о порог. Сбросив кроссовки и куртку, он сразу проходит в комнату и валится на кровать. В беспорядке, который я успел там устроить - среди бумаг, красок и тарелок, - Честер смотрелся как живое воплощение как минимум пары смертных грехов. И мне предлагалось что-то с этим сделать.
Поскидывав всё лишнее на пол, я устраиваюсь с ним рядом. Разумеется, во всеоружии: с большой коробкой салфеток и любимой подушкой-динозавром - неотъемлемыми атрибутами долгих рассказов Честера о своём житии-бытии. За два часа с ним происходит больше, чем со мной за полгода, и он мужественно держится до последнего, красочно вещая о случившемся с ним, прежде чем в уголках его глаз собираются первые слёзы. Он лежит на спине, и всё, чего мне хочется, - поймать эти солёные капли языком, прежде чем они закатятся ему в уши (что, вообще-то, не очень приятно).
- Почему она меня бросила? - уже вовсю хнычет он, а я только и успеваю, что забирать у него использованные салфетки и подавать новые. - Я крутой, она красивая, нам нравятся одни и те же фильмы, я научил её танцевать и готовить - ну что такое??
- Это всё херня. Совсем не показатель, - приговариваю я, всё ещё внимая с подобающим лицом, хотя мне очень щекотно от того, какие аргументы он приводит и по какому поводу. Мне бы проблемы этого парня. Хотя нет, лучше не надо…
- А что показатель? Я думал, Сэнди - мой человек.
Так он думает про каждого человека, который ему встречается и более-менее дружелюбен. Честеру требуется много общения, а выбирать и ковыряться он не привык. И он, конечно, довольно вспыльчив, но и прощает тоже влёгкую - вот просто всё, что угодно.
- Твой человек тебя никогда не оставит. И ты никогда не уйдёшь от него.
Честер как-то нечитаемо всхлипывает и наконец смотрит на меня. Если можно хоть в какой-то степени привыкнуть к его несчастным глазам, то я привык. Но каждый раз, когда я вижу его слёзы (а плачет он по любому поводу, равно как и смеётся тоже) и понимаю, как легко его обидеть и как сильно он ощущает это в моменте, что он ищет в этом быстро сменяющемся калейдоскопе лиц и чего ему это стоит, у меня начинает ныть под диафрагмой, где, как считают у меня на родине, живёт душа - это срабатывает как рефлекс. Впрочем, мне удаётся отвлечь его от своих соплей, что хорошо.
- Послушай, ты её не знал. Она тебя не знала. То, что ты знал вкус её слюны, её второе имя или пластинки, которые она любит, не имеет значения. Это не связь. Это может быть с любым. Знать кого-то по-настоящему - это другое. Это совсем другое. И когда это случится, ты его не упустишь. Ты его узнаешь. И тебе не будет ни больно, ни страшно.
Мы лежим совсем близко, но не касаемся друг друга. А кажется, будто касаемся. Когда я улыбаюсь ему, в чёрном небе его глаз падает звезда, только я не успеваю загадать желание.
- Тогда это ты, - говорит он вдруг, серьёзный, как 13 томов налогового кодекса.
- Что? - мне нужны разъяснения, приятель.
- Только с тобой мне не больно и не страшно.
Брэд заманал прикалываться надо мной, обзывая мамашей, но я ему всё прощаю, когда Честер запрыгивает ко мне на колени, если не дай бог увидит где-нибудь паука. Он вообще по всем вопросам ко мне идёт. Брэд, конечно, прав, но что в этом плохого?
- А ещё ты меня никогда не бросишь, - заявляет Честер на предыдущей ноте, но уже в следующий миг уголки его губ беспощадно ползут вверх. - Потому что я вокалист лучшей группы на свете, но кому вы будете нужны без моего божественного голоса, мм?
- Ах ты паразит! Я его тут успокаиваю, а он!..
Дальше, само собой, начинается свалка. Честер уже забыл про свою девчонку и хохочет так, что в Петербурге в Зимнем дворце на люстрах подвески звенят. Мы уже валяемся на полу в узелке из одеял и, кажется, застряли намертво.
- А как у вас с Аллен? - спрашивает Честер, устроив голову у меня на груди.
- 2-го числа, то есть ровно полторы недели назад, он заявил, что мне не нужно ничего, кроме грёбаного синта, и что я состарюсь в одиночестве, потому что похож на мартышку. С тех пор я его не видел.
Честер привстаёт и внимательно смотрит на меня.
- Где ты только находишь таких уродов? - искренне удивляется он.
- Ты не понял: это я урод, а не он, - смеюсь, но Честер этот натужный смех не одобряет.
- Ты прекрасен. А ему я рожу разобью… - и продолжает ворчать, укладываясь на меня обратно. - Вот же сука. Побрею налысо, пусть поплачет над своими локонами, пидор...
Я поглаживаю Честера по спине и думаю, что надо бы его занять чем-то на пару дней, а то ведь и правда...
- Не везёт нам в отношениях, а?
- Может, сообразим что-нибудь на двоих? Как, подхожу я по тем параметрам, о которых ты говорил?
Н-ну, я, конечно, охуел, когда этот заморыш слепенький заявился к нам и вытащил весь свой ор, от которого дрожат даже мембраны клеток, не говоря уже про оконные стёкла и купол небесный. Конечно, когда я узнал его получше и не обнаружил ни единого места в его душе, которое бы не кровоточило, мне стало очень больно. И, конечно, мне стало очень страшно, когда я понял, что не могу быть рядом с ним 24 на 7, и кто-то или что-то может забрать его у меня. Эту жопу, вечно ищущую приключений на своё самое...
- Пожалуй, - вывожу я тихо, и кто угодно расценил бы это как увиливание от ответа, но только не Честер. Не знаю как, но он всегда видит ту гору всего, что я подразумеваю в любой простой фразе, сказанной всерьёз. С Честером много проблем: с его подвижной психикой, с алкогольной зависимостью, с бешеной энергией, которая переполняет его и расплёскивается раскалённым маслом во все стороны. Он ранимый и доверчивый, упрямый и агрессивный, и среди всего этого приходится лавировать с мастерством официанта на Октоберфесте. Но оно того стоило. Потому что я успокоился в главном: всё, что раньше было разрозненным и неопределённым, с его появлением объединилось в одну картину - того жизненного пути, в котором я только и видел смысл.
Обо всём этом я молчу, но Честер вздыхает, словно услышал каждое слово, и говорит - умиротворённо и так невыносимо уместно:
- В пятницу поеду к Рону. У нас же ничего не запланировано на пятницу? Мы такой эскиз для новой тату намутили - ты упадёшь!
И тебе не будет ни больно, ни страшно
читать дальше Честер заваливается ко мне в той степени опьянения, когда он ещё ходит сам, но уже собирает все углы. Самое удивительное в этом было то, что мы распрощались с ним буквально два часа назад - в отменно благодушном настроении, прошу заметить! - и только Беннингтон из таких исходников мог за это ничтожное время устроить и Армагеддон, и попойку по случаю. Я - следующая часть программы. Обязательная. Можно пропустить первую, вторую или нахер обе, но не поход к Майклу Кенджи - за советом, компанией (или просто поесть). Само собой, абсурдные рекорды Честера мог побить только он сам.
Открыв дверь и узрев его выражения лица, я только молча сдвигаюсь в сторону, чтобы пропустить его в дом, и выставляю руку за секунду до того, как он спотыкается о порог. Сбросив кроссовки и куртку, он сразу проходит в комнату и валится на кровать. В беспорядке, который я успел там устроить - среди бумаг, красок и тарелок, - Честер смотрелся как живое воплощение как минимум пары смертных грехов. И мне предлагалось что-то с этим сделать.
Поскидывав всё лишнее на пол, я устраиваюсь с ним рядом. Разумеется, во всеоружии: с большой коробкой салфеток и любимой подушкой-динозавром - неотъемлемыми атрибутами долгих рассказов Честера о своём житии-бытии. За два часа с ним происходит больше, чем со мной за полгода, и он мужественно держится до последнего, красочно вещая о случившемся с ним, прежде чем в уголках его глаз собираются первые слёзы. Он лежит на спине, и всё, чего мне хочется, - поймать эти солёные капли языком, прежде чем они закатятся ему в уши (что, вообще-то, не очень приятно).
- Почему она меня бросила? - уже вовсю хнычет он, а я только и успеваю, что забирать у него использованные салфетки и подавать новые. - Я крутой, она красивая, нам нравятся одни и те же фильмы, я научил её танцевать и готовить - ну что такое??
- Это всё херня. Совсем не показатель, - приговариваю я, всё ещё внимая с подобающим лицом, хотя мне очень щекотно от того, какие аргументы он приводит и по какому поводу. Мне бы проблемы этого парня. Хотя нет, лучше не надо…
- А что показатель? Я думал, Сэнди - мой человек.
Так он думает про каждого человека, который ему встречается и более-менее дружелюбен. Честеру требуется много общения, а выбирать и ковыряться он не привык. И он, конечно, довольно вспыльчив, но и прощает тоже влёгкую - вот просто всё, что угодно.
- Твой человек тебя никогда не оставит. И ты никогда не уйдёшь от него.
Честер как-то нечитаемо всхлипывает и наконец смотрит на меня. Если можно хоть в какой-то степени привыкнуть к его несчастным глазам, то я привык. Но каждый раз, когда я вижу его слёзы (а плачет он по любому поводу, равно как и смеётся тоже) и понимаю, как легко его обидеть и как сильно он ощущает это в моменте, что он ищет в этом быстро сменяющемся калейдоскопе лиц и чего ему это стоит, у меня начинает ныть под диафрагмой, где, как считают у меня на родине, живёт душа - это срабатывает как рефлекс. Впрочем, мне удаётся отвлечь его от своих соплей, что хорошо.
- Послушай, ты её не знал. Она тебя не знала. То, что ты знал вкус её слюны, её второе имя или пластинки, которые она любит, не имеет значения. Это не связь. Это может быть с любым. Знать кого-то по-настоящему - это другое. Это совсем другое. И когда это случится, ты его не упустишь. Ты его узнаешь. И тебе не будет ни больно, ни страшно.
Мы лежим совсем близко, но не касаемся друг друга. А кажется, будто касаемся. Когда я улыбаюсь ему, в чёрном небе его глаз падает звезда, только я не успеваю загадать желание.
- Тогда это ты, - говорит он вдруг, серьёзный, как 13 томов налогового кодекса.
- Что? - мне нужны разъяснения, приятель.
- Только с тобой мне не больно и не страшно.
Брэд заманал прикалываться надо мной, обзывая мамашей, но я ему всё прощаю, когда Честер запрыгивает ко мне на колени, если не дай бог увидит где-нибудь паука. Он вообще по всем вопросам ко мне идёт. Брэд, конечно, прав, но что в этом плохого?
- А ещё ты меня никогда не бросишь, - заявляет Честер на предыдущей ноте, но уже в следующий миг уголки его губ беспощадно ползут вверх. - Потому что я вокалист лучшей группы на свете, но кому вы будете нужны без моего божественного голоса, мм?
- Ах ты паразит! Я его тут успокаиваю, а он!..
Дальше, само собой, начинается свалка. Честер уже забыл про свою девчонку и хохочет так, что в Петербурге в Зимнем дворце на люстрах подвески звенят. Мы уже валяемся на полу в узелке из одеял и, кажется, застряли намертво.
- А как у вас с Аллен? - спрашивает Честер, устроив голову у меня на груди.
- 2-го числа, то есть ровно полторы недели назад, он заявил, что мне не нужно ничего, кроме грёбаного синта, и что я состарюсь в одиночестве, потому что похож на мартышку. С тех пор я его не видел.
Честер привстаёт и внимательно смотрит на меня.
- Где ты только находишь таких уродов? - искренне удивляется он.
- Ты не понял: это я урод, а не он, - смеюсь, но Честер этот натужный смех не одобряет.
- Ты прекрасен. А ему я рожу разобью… - и продолжает ворчать, укладываясь на меня обратно. - Вот же сука. Побрею налысо, пусть поплачет над своими локонами, пидор...
Я поглаживаю Честера по спине и думаю, что надо бы его занять чем-то на пару дней, а то ведь и правда...
- Не везёт нам в отношениях, а?
- Может, сообразим что-нибудь на двоих? Как, подхожу я по тем параметрам, о которых ты говорил?
Н-ну, я, конечно, охуел, когда этот заморыш слепенький заявился к нам и вытащил весь свой ор, от которого дрожат даже мембраны клеток, не говоря уже про оконные стёкла и купол небесный. Конечно, когда я узнал его получше и не обнаружил ни единого места в его душе, которое бы не кровоточило, мне стало очень больно. И, конечно, мне стало очень страшно, когда я понял, что не могу быть рядом с ним 24 на 7, и кто-то или что-то может забрать его у меня. Эту жопу, вечно ищущую приключений на своё самое...
- Пожалуй, - вывожу я тихо, и кто угодно расценил бы это как увиливание от ответа, но только не Честер. Не знаю как, но он всегда видит ту гору всего, что я подразумеваю в любой простой фразе, сказанной всерьёз. С Честером много проблем: с его подвижной психикой, с алкогольной зависимостью, с бешеной энергией, которая переполняет его и расплёскивается раскалённым маслом во все стороны. Он ранимый и доверчивый, упрямый и агрессивный, и среди всего этого приходится лавировать с мастерством официанта на Октоберфесте. Но оно того стоило. Потому что я успокоился в главном: всё, что раньше было разрозненным и неопределённым, с его появлением объединилось в одну картину - того жизненного пути, в котором я только и видел смысл.
Обо всём этом я молчу, но Честер вздыхает, словно услышал каждое слово, и говорит - умиротворённо и так невыносимо уместно:
- В пятницу поеду к Рону. У нас же ничего не запланировано на пятницу? Мы такой эскиз для новой тату намутили - ты упадёшь!