Ночь. Луна. Точу карандаши.
Разумеется, хулиганский жаргон и приблатнённый лирический герой Рыжего - не просто модный "прикид"; что-то такое, конечно, было в составе его крови, в "свалке памяти", в психике, расщеплённой выморочным советским отрочеством. Только экзистенциальная бездна, раскрывающаяся за лучшими стихотворениями Бориса, - иного качества и размаха, иного масштаба: не та, что сквозит в тоскливой зэковской песенке, а та, что разверста для нас Державиным.

В понимании Рыжего дело не только в конечном страдании и смерти. Его обыденный, примитивный герой уравнен с любым умником своей потенциальной предназначенностью к чему-то высшему, подлинному, что всегда, хотя бы в зачатке, есть в каждой судьбе, но трагически не может осуществиться. В душе самого убогого и пошлого человека как бы живет некая музыка (и именно музыка становится ведущим мотивом книги Бориса). Она заглушена бытовым скотством, нищетой личности, виноватой в собственном ничтожестве, обстоятельствами подлой социальной реальности. Но она есть.


это, на мой взгляд, два определяющих момента русской ментальности: бездна экзистенциального простора и такой же широкий спектр сострадания.


так вот, Горгород и Солнце мёртвых.

читать дальше

@темы: музло, читаю, слав, не надо!, нас оставили одних