хочется растащить Лорку на эпиграфы к своим фичочкам, ЕСЛИ БЫ У МЕНЯ ИХ БЫЛО СТОЛЬКО! чего я вообще стал его перечитывать? без ножа меня режет.. как же хорошо~
читаю потихоньку пьески. мой двухтомник 75-го года выпуска *трепет-трепет*, и, судя по состоянию, их здесь до меня никто не открывал
370 тыщ накидали Славику. Мирон мог бы в одно рыло столько дать, да только где он, опальный поэт, лол? так-то, конечно, лучше б зад свой притащил, цветочков принёс, я не знаю, потискал именинника - в деньгах-то какое счастье?
поздравляю вас, дорогие мои, с днём СЛАВЫ КПСС! желаю аутизма, коммунизма и чтобы каждый новый год вы целовались под куранты со своей рейзон детре (а не вот это вот всё)
1. The law of the past encountered in my present night. Splendour of adolescence that opposes snowfall. My two children of secrecy cannot yield you a place, dark-haired moon-girls of air with exposed hearts. But my love seeks the garden where your spirit does not die.
2. Law of hip and breast under the outstretched branch, ancient and newly born power of the Spring. Now, bee, my nakedness wants to be the dahlia of your fate, the murmur or wine of your madness and number: but my love looks for the pure madness of breeze and warbling.
Translated by A. S. Kline
Normas
I. Norma de ayer encontrada sobre mi noche presente; resplandor adolescente que se opone a la nevada. No pueden darte posada mis dos niñas de sigilo, morenas de luna en vilo con el corazón abierto; pero mi amor busca el huerto donde no muere tu estilo.
II. Norma de seno y cadera baja la rama tendida; antigua y muy bien nacida virtud de la primavera. Ya mi desnudo quisiera ser dalia de tu destino, abeja, rumor o vino de tu número y locura; pero mi amor busca pura locura de brisa y trino.
это катастрофа - не знать язык, когда дело доходит до поэзии что это за my two children of secrecy, dark-haired moon-girls of air?? .。o♡
Сальвадор Дали был, конечно, в курсе всех этих перипетий и потому обратился с письмом к другу-поэту, которым восхищался и будет восхищаться всю свою жизнь, - уговаривал его прийти в себя: "Со времени твоего последнего пребывания в Мадриде (имеется в виду лето 1928 года. - Прим. пер.) ты предался тому, чего должен был бы остерегаться. Я приеду к тебе, чтобы отвезти тебя к морю - оздоровиться… И ты вспомнишь тогда, что всегда был придумщиком всяких действительно чудесных вещей…"
то есть он бросил его, Федерико с горя связался с каким-то олигофреном, а этот ему ещё морали читает: "я приеду к тебе и отвезу тебя к морю"? кого-то мне этот козёл напоминает
Кого надеялся он найти в Эмилио? "Второе я", которое он так страстно желал иметь в своей жизни? Мы знаем, что Федерико, с самого юного возраста, искал "объект" приложения для той огромной любви, что изначально жила в нём.
Вскоре Сальвадор перебрался в Париж, поглощённый своей карьерой, а затем - и началом супружеской жизни с Галой; она окончательно вытеснит Федерико из сердца его некогда лучшего друга.
кто-нибудь может мне объяснить, как можно променять Лорку на какую-то тётку? да вообще на кого бы то ни было? похоже, этот парень умственно отсталый
зато!
это погружение в тёмные побуждения, в среду "внутренних демонов"; мощная сексуальность и невозможность выхода для неё. Затем последуют его поэмы об отвергнутой любви, театральные драмы о бесплодной любви и искалеченной сущности человека -
Шестого июня 1929 года Бунюэль и Дали в зале-студии Урсулинок, в рамках приватного вечера, на который были приглашены знаменитости артистического мира: Пикассо, Кокто, Жорж Орик, Ле Корбюзье, Андре Бретон и его поклонники, - представили свой сюрреалистический фильм под названием "Андалузский пёс". Это название заинтриговало многих, и фильм был сразу отнесён к разряду экстравагантностей "в духе Дали", а затем "положен на полку" вместе с прочими созданиями сюрреалистического абсурда. Конечно, когда смотришь сегодня этот фильм, создаётся впечатление бессвязной последовательности кадров, что-то вроде галлюцинаций, - и не более того; можно попросту счесть, что это некое упражнение в стиле "эпатировать буржуа", как тогда выражались. Но Лорку это не могло обмануть (если он не видел этот фильм на его премьерном показе в Париже, то наверняка читал его сценарий и, вероятнее всего, имел возможность посмотреть его в Нью-Йорке в следующем году): он чувствовал, что намёки в этом фильме целят прямо в него и что он был в глазах своих давних приятелей по Мадриду именно "андалузским псом". Федерико был уязвлён, потому что знал, какой смысл вкладывали в это выражение создатели фильма. читать дальше Чтобы в полной мере осознать, что это был за смысл, нужно заглянуть вглубь "коллективного бессознательного" испанской нации и обнаружить в нём то, что и создало эту нацию, - речь идёт о Реконкисте, то есть "отвоевании" христианской Испании у Испании мусульманской. Эта последняя существовала на протяжении семи веков, с 711 по 1492 год, когда пала Гренада и пришёл конец последнему мавританскому королевству Боабдила. Реконкиста возникла сразу после мусульманского вторжения на Иберийский полуостров в начале VIII века, сначала в горах вольнолюбивой Астурии, затем по всему полуострову, и была долгой и трудной: открытая война принимала иногда скрытые формы или сменялась даже длительными периодами мирного сосуществования. Решающим эпизодом испанской Реконкисты стала битва при Лас-Навас-де Толоса в 1212 году, после которой арабские орды вместе со своим исламом были изгнаны из Кастилии - они отступили далеко на юг, и их оплотом оставалась лишь Андалузия. Место в горах Кастилии, где были разгромлены завоеватели, - почти непроходимое ущелье, - стало символическим (во времена Жозефа Бонапарта, уже в начале XX века, французские войска тоже оказались здесь в весьма тяжелом положении) и получило название "Despenaperros" ("Собачья пропасть"), так как именно из этой теснины Сьерра-Морены были сброшены вниз, на юг, неверные - "собаки". После этого арабская оккупация Испании была ограничена одним лишь королевством Гренада. Можно не сомневаться в том, что жители Мадрида посмеивались над выходцами из Андалузии, приехавшими в столицу учиться, и называли их "андалузскими псами": Андалузия в некотором роде оставалась для них арабской "Al-Andalus", а её жителей еще несколько веков назад кастильцы прямо называли "собаками". В общем, назвать Лорку "андалузским псом" было равносильно грубому оскорблению - вроде "кобеля". Это был чистейшей воды расизм, хотя, может быть, и не вполне осознаваемый обидчиками.
помимо этого, как утверждает автор, там были наезды и более интимного характера. что ж, отличный каминг-аут для этих двух пидорасов.
Фельчинг (англ. Felching) - один из видов сексуальной практики, при которой один из партнёров (как мужчина, так и женщина) после полового акта высасывает сперму из ануса или влагалища другого. Фельчинг может заканчиваться поцелуем, при котором реципиент передает сперму своему партнёру.
или римминг. А? сколько раз я имел честь наблюдать сие в обоих фандомах? раза 2-3, без подробностей. зато минеты в каждом втором абзаце, ей-богу, на завтрак, обед и ужин. не, я всё понимаю, все мы любим пососать хуи, капусточка - дело хорошее, но (бля) в доме надо держать и мясные закуски!
читаю сейчас в хронологическом порядке одного автора по оксигноям, и это такое странное чувство, когда в буковках на экране видишь то, что происходит по ту сторону, в душе человека, которого ты никогда не знал: угадывается его характер, события, переживания, общий фон жизни. да, мне всегда было проще понимать другого по его "продукту" (в ирл и чатиках много всяких посторонних шумов), однако настолько "чистый" контакт меня скорее удивляет, особенно учитывая, что мы в фанатской зоне, где я не уживаюсь практически ни с кем.
Майки, я правильно понял, что ты будешь не против, если я как-нибудь залезу к тебе в штаны?
читать дальше Оно того стоило. Растерянная моська Честера - онемевшего, хлопающего глазами - после того, как Майк его поцеловал - всего один раз прижался к губам, но как-то очень информативно и сочно - была чем-то бесконечно смешным и трогательным одновременно. Сам Майк излучает тепло и уверенность, пока оглядывает, будто запоминая, это лицо, не спеша проводит по горячей щеке большим пальцем и, наконец, отпускает. Из кухни его выносит под бурное молчание Беннингтона и потом ещё пару дней он ждёт от него ответочки. Они как раз заканчивают с записью песни под рабочим названием "космическая пельмешка", когда Честер, улучив момент без лишних свидетелей, аккуратно подсаживается к Шиноде на пол, где тот устроился за n-ой правкой надоевшего ему до чертей текста, и выдаёт: - Майки, я правильно понял, что ты будешь не против, если я как-нибудь залезу к тебе в штаны?
Фига он ускакал! От неожиданности я так сильно нажимаю на карандаш, что ломаю грифель. Честер смотрит на меня честными глазами и я не знаю, как ему сказать, что, вообще-то, ничего такого не имел в виду. Я только хотел поддержать его, успокоить, подбодрить: очень уж он загонялся из-за того, что раз за разом запарывал припев и тормозил весь процесс. Я предложил ему отложить песню, но он не мог двигаться дальше, пока не сделает это (отлично его понимаю), и идея перезагрузить его таким необычным способом пришла как-то сама собой, пока я смотрел, как он терзает край своей майки, несчастный, как три еврейских народа. Не то чтобы до этого мы обходили друг друга по периметру: я постоянно его трогаю, он постоянно лезет ко мне под руку - но всё-таки не до такой степени. На то и был расчёт. - А ты прям хочешь? - интересуюсь я, отложив своё занятие. - Ты мне сразу понравился. Ну, не как увидел, а вот когда джемовать начали. Ладно, с дозировкой в этот раз я переборщил. - Или ты просто... не знаю... как обычно? Как обычно? Взгляд у Честера остреет, господи, ненавижу его расстраивать. С другой стороны, нам уже давно привычно есть из одной посуды, спать в обнимку, он спокойно надевает мои трусы и я спокойно ношу их после него. Как-то он марафет для интервью наводил: ногти уже накрасил, а уши ещё не почистил. Ко мне идёт. И я пыхчу там с ватной палочкой, боюсь повредить ему что-нибудь, не чувствую же, согнулся в три погибели, потом обливаюсь, а он знай себе ржёт, щекотно ему, видите ли, да приговаривает: смелее, Майки, ну чего ты как девственник, глубже давай, ещё, вот так нормально, и левее чуть-чуть, левее, говорю. Мимо проходит Джо. "Не стыдно вам?" - спрашивает. Честер показывает ему средний палец и смазывает лак на мизинце. Попробую его напугать. - Ты же понимаешь, что если полезешь ко мне в штаны, то придётся разводиться с женой? Честер рассказывал, что каждую ссору Саманта заканчивает традиционным "вали к своему Шиноде!". В турах он скучает по сыну, а когда мы возвращаемся, домой идти не хочет. Это не семья, конечно, но я не уверен, что он выдержит все прелести бракоразводного процесса. Ещё и ребёнка отберут. Ну, допустим, ребёнка мы отвоюем... - Мне или тебе? Я, конечно, тоже хорош: прихожу к своим - и давай "Честер то, Честер это". Я был бы не против, если бы он всегда был рядом: я беспокоюсь, когда не вижу его, не ощущаю в пространстве, в котором нахожусь сам. Роб говорит, что мы пара. Наверно, так оно и есть. - На два развода мы ещё не заработали. Я посчитал. - И вообще, пожалей свою задницу! А это блеф. Причём хуёвый. Честеру известно, что я лучше отгрызу себе ногу, чем причиню ему какой-то вред. Знать бы ещё, что там, в тех слоях моей души, куда не проникает его свет, но очень хочет. - Тебе не кажется, что в данной ситуации неуместно хвастаться своими размерами? Ах вот оно что! У самого-то "размер" небольшой, аккуратный - под стать фигуре. Жаль не видел в боевой готовности - наверняка попросится на холст. - Что? О прелестях моих думаешь? Аналитические способности этого охламона хромают на все сколько-их-есть ноги, но вот интуиция у него отменная. - Ты мне, получается, понравился чуточку раньше, - сдаюсь я (подозрительно быстро), и моя улыбка отражается на его лице, как в зеркале. - Прямо сейчас могу предложить тебе ещё один поцелуй. Честер отбрасывает мои бумажки в сторону и забирается на колени - я сразу подтягиваю его на себе повыше.
Душою, господи, я зол. Сжигает огонь греховный тело. Море, что я вместил в себе, утратило свой берег. Маяк твой, господи, погас. Одно лишь моё сердце морю светит.
в фильме Бунюэль бухтит на Лорку за то, что тот всё пишет и пишет "о чёртовых бабочках". но Лорка, конечно, пишет совсем не о бабочках)
сейчас мне кажется забавным, что после Йонне как отрезало. по крайней мере, с поэзией в столбик. как будто я со школы занимался этим единственно ради того, чтобы написать стихи ему.
Сальвадор Дали - Я в возрасте шести лет, когда я верю, что стал девочкой, а пока с большой осторожностью приподнимаю кожу моря, чтобы рассмотреть собаку, которая спит под сенью воды (1950)