Ночь. Луна. Точу карандаши.
тетешкаем Чеззи всем аулом.
So far away
часть 1 - Ну же, Чез, обними меня, - продолжает увещевать Майк мягким монотонным голосом: отец троих детей (ладно, четверых), он знал, чего в первую очередь надо добиться в подобной ситуации. Сам-то он уже крепко держал своё единственное великовозрастное дитя и с того места на полу, где они теперь застыли в экзотической позе, открывался впечатляющий вид.
Так расхуярить дом, прыгая на одной ноге - это надо уметь. Хорошо, что Тэл догадалась вызвать максимально влиятельного и уравновешенного "боевого" товарища, а не бригаду санитаров (или экзорцистов). Травма, надолго лишившая вокалиста Linkin park свободы передвижения, кажется, расшатала последние болты в этом и без того нестабильном сознании.
И вот Честер загнанно дышит, вцепившись в сильные плечи и пытаясь отодрать от себя их обладателя, но Майк уже чувствует, как поток эмоций иссякает, медленно, но верно возвращая ему истерзанное, дрожащее существо, вложившее свои последние силы в ответное объятие.
- Старичок, ну ты всех распугал, - осторожно шутит Майк, ослабляя хватку ровно настолько, чтобы погладить Честера по спине - это всегда действует безотказно. Очень хотелось узнать, в каком состоянии у Беннингтона нога, но выяснять это сейчас было нельзя: тут явный бунт против видимой стороны вопроса, а значит...
Майк вдруг подумал, что, возможно, невольным спонсором перформанса является он сам. Не смотря на успешную карьеру и дом - полную чашу, дела у Честера шли из рук вон плохо. Он сильно переживал из-за проблем с голосом, реакций на лихорадочный вектор развития звучания группы, обязательств, которые он на себя взвалил, движимый смутным импульсом - что влекло за собой уже новые витки алкоголизма, истощения и срывов, попыток со всем этим справиться.
Наверное, именно в этом была проблема: Честер не знал, с чем он столкнулся. Он продолжал функционировать в штатном режиме, всего-то реагируя на окружающую его действительность, но вот у умницы Майкла Кенджи Шиноды, который умел читать этот сенсор как никто другой, стали находиться дела поважнее.
Так что можно считать чудом, что сегодня ни один предмет, запущенный в него, не попал в цель, и Майка только облили остывшим кофе и хорошенько поваляли по полу - что ж, для инвалида Честер был слишком резвым. До прибытия подкрепления он уже прилично успел разрушить своё жилище, однако лишь с появлением Майка он по-настоящему слетел с петель.
Меньше всего на свете Шиноде хотелось думать, что он - просто ещё один аспект той среды, единственным смыслом существования которой было делать жизнь Честера невыносимой. Когда они только взяли его в группу, Майк ещё долго сомневался, что всё срастётся, таким безнадёжно болезненным, отчаянным, неуместным выглядел (да и был) Беннингтон. Но время шло, а Честер никуда не девался - его становилось только больше. Тогда, в Москве, Майк как никогда почувствовал это: легендарность, что выросла у него под тёплым боком, а он даже не заметил как, хотя и сделал всё для того, чтобы.
Ведь чаще он видел Честера другим.
Честер, которого он знал, опаздывал в студию и на репетиции, засыпал посреди вычитки текстов, ходил целый день в мокрых кедах, потому что не взял запасные, оставлял записки на туалетной бумаге, срывался среди тура на карнавал в соседнем Бамболео - возвращался оттуда весь грязный, едва в состоянии даже говорить, но с незабываемой, сияющей в тысячу солнц улыбкой, за которую ему можно было простить все его выходки, прошлые и будущие.
Потому что Майк имел честь наблюдать, чем Честер расплачивается за разлад, существующий в нём даже не по его вине - едва уживаясь с самим собой в самые тёмные дни, прикладывая неимоверные усилия, чтобы сделать ещё хоть что-нибудь, сражаясь за каждый год, месяц, неделю, проведённую на земле, и это... ну...
Оставлять его с этим один на один было подло.
И едва ли Честер осознавал, что он пытался донести до своего нежданного гостя, осыпая его проклятиями буквально четверть часа назад.
Чего припёрся, Шинода? Посмотреть, как я тут радуюсь жизни? Извините, цирк сегодня закрыт!
И банка с чем-то рассыпчатым летит в сторону Майка, разбиваясь о стену в нескольких сантиметрах от его головы.
Может, у него и правда больше нет права вмешиваться, но эта безудержная злость говорила лишь об одном: если не вмешается Майк, то не вмешается никто. Кенджи было трудно представить, что человек, у которого есть любящая семья, полстраны корешей всех цветов и мастей, миллионы людей по всему свету, души в нём не чающих, может быть таким одиноким.
- Давай-ка закинем тебя куда-нибудь, - говорит наконец Майк и, поднявшись на ноги, тянет Честера за собой. - Тут надо прибраться. - Он подхватывает его на руки и несёт, похрустывая битым стеклом.
- Майк, я тебе рубашку испортил, - грустно замечает Беннингтон, пока его сгружают на диван. На ту его часть, где не красовался развороченный горшок с останками какого-то куста.
- Ты мне жизнь испортил, Чеззи, - смеётся Майк, заглядывая ласково в глаза, стараясь закрепить там этот усталый, хрупкий мир, - а рубашка ничего, постирается.
Они берут тайм-аут.
Честер равнодушно рассматривает закованную в стильный чёрный гипс ногу, вертя её туда-сюда, Майк ходит по дому, громыхая шваброй и шурша пакетами, в которые собиралось испорченное имущество. Когда основные поверхности вновь стали пригодными для эксплуатации, Майк возвращается к Честеру, присаживается у его ног и вздыхает:
- Я бы предложил тебе выпить кофе, но кофемашину ты разбил.
- Там турка есть. В среднем шкафу, за чашками.
- О... Живём!
Они пили вкусный, чёрный кофе, любуясь журнальным столиком, эпично треснувшим пополам.
- Да ты просто Халк, - комментирует Майк не без восхищения.
- Он из Икеи, чего ты от него хочешь?
- Ну я бы, наверное, его так не раскурочил даже о двух ногах.
- Я просто не могу больше тут сидеть... - Говоря "тут" и "сидеть", Честер делает это так странно, будто имеет в виду что-то совсем другое. - Думаешь, мне надо сдаться в больничку?
- Нет, не думаю.
- А если я покалечу кого-нибудь?
- Например, меня?
- Например, тебя.
- Сегодня ты семь раз промахнулся, снайпер.
Лёгкая, едва заметная улыбка всё-таки касается тонких честеровых губ - и тут же тает на них. Потому что не все такие шустрые, как этот полукровка.
- Мне кажется, я теряю контроль.
- Нельзя потерять то, чего никогда не имел, - Майк простодушно пожимает плечами, когда Беннингтон поворачивает к нему голову. - Ты всегда таким был. Просто сейчас всё сложнее.
- И что же мне делать?
Честер смотрит так внимательно, как смотрят только на таможне. А Майк в очередной раз удивляется тому, как же легко с ним общаться, даже когда он ничего не говорит (что так-то большая редкость): у него всё написано на лице.
- У меня есть одна идея, но тебе это не понравится.
"Какая же?" - спрашивает Честер, едва вскинув свои точёные брови, и Майк наклоняется к нему и долго целует в уголок рта.
Не в щёку и не в губы.
Один раз Майк так уже делал - очень давно, в самом начале их долгого пути. В тот ничем не примечательный судьбоносный день он кое-что пообещал. И теперь надеялся, что Честер об этом вспомнит. Если, конечно, когда-либо забывал.
часть 2 В сад уже спустились сумерки, когда Майк вышел на веранду проветриться. Под деревьями вовсю горели фонари, подсвеченные дорожки убегали в мерцающую зелёную глубь, заманивая в самые разные укромные местечки. Эх, если б тут ещё не было столько гнусов...
Майк всё же скидывает свои новенькие японские скамеечки и шагает с деревянного настила на газон. Трава под ногами - чистый шёлк: густая, мягкая - она приятно холодила голые ступни. От внезапного удовольствия глаза Кенджи загораются чуть ли не детским восторгом, но, к сожалению, его такого никто не видит. В доме шумно: в самом разгаре эта идиотская игра... как её... Не важно, Шинода быстро слил первый раунд и утёк в неизвестном направлении, как вода сквозь пальцы. Ему срочно захотелось чего-то другого, чего-то противоположного - вот хотя бы попялиться на закат. Он на него, конечно, опоздал, но не был этим сколько-нибудь расстроен, вмиг найдя себе другое занятие. Бродя босиком по траве, он думал, что, вообще-то, очень любит такие вот съезды, когда несколько семейств собиралось в одном доме, чтобы весело провести время, просто... в таком формате его общение с Честером жёстко ограничивалось и он не мог, например, повалять его в этой восхитительной траве, перепугав диким хохотом всех сусликов в округе. Не понятно, обзавёлся ли Шинода первой в своей жизни зависимостью или просто с возрастом стал жаден до разбросанных везде мгновений безудержного счастья?
- Вот ты где, дезертир!
Это Талинда. Удивительно, как иногда она похожа на Честера. Шумная, резвая. Вот сейчас Майк слышит в её голосе знакомые искры и улыбается, махнув в ответ рукой. Спешит к ней обратно на веранду. Тэл протягивает ему бокал.
- Что там?
- Чёрный русский.
- О господи...
- Давай-давай! Кто не курит и не пьёт...
Майк делает два больших глотка и кривится: слишком крепко - такой кошмар мог набодяжить только Джо.
- Курево у тебя тоже с собой?
Шутит он и таращит глаза, когда Талинда выуживает из декольте лихо скрученную цигарку и свистнутую у Честера zippo.
- Слушай, ну тут же дети...
- Ой!
Сорванец в юбке презрительно фыркает и поджигает косяк. Затягивается и подмигивает своему невольному сообщнику.
- Мы тихонечко. На!
- Да я не умею!
- Шинода, тебе не стыдно?? Сорокет почти, а курить так и не научился??
Лучше бы он сидел со всеми и играл...
Парочка устроилась прямо на полу, проигнорировав удобный мягкий диван за спиной, и свесила ноги в сад - на съедение летней живности. Травка и алкоголь быстро делали своё дело. Майк бы в любом случае хорошо себя чувствовал в компании Талинды, но тут его не стесняло вообще ничего. Хотя должно бы... Всё-таки он спит с её мужем.
Или это неправильная формулировка того, что между ними происходило?
Что она, собственно, объясняла?
Майк молчит, смотрит, дышит - и вспоминает, как они впервые поцеловались. Честер тогда только рот открыл и позволил Кенджи делать всё, на что тот осмелится - а он осмелился и вылизал там каждый сантиметр, до которого достал. Их первый секс вообще был похож на трагикомедию в трёх частях - ну, по классике, - потому что у Шиноды не было опыта, а у Честера был, но негативный. Зато когда они со всем освоились, оо...
План был, конечно, не в том, чтобы затащить Беннингтона в постель - это получилось само собой: когда Майк перестал контролировать каждый свой чих и пустил всё на самотёк, оказалось, что их с Честером ничего больше и не разделяет - они слились в одно целое, как на пресловутой скамье примирения, просто в силу гравитации и логики. Ведь они им, этим целым, и являлись всегда, но искусственное расстояние, создаваемое Шинодой, вносило свои разрушительные коррективы - отнимало дом у одного и смысл у другого. Кто бы мог подумать, что этот тяжёлый творческий кризис, от которого страдал Майк целых десять лет, он создал собственными руками.
Честер. Его душа.
Того, что сделано, конечно, уже не переиграть, но Майк по крайней мере знал, что не упустит ни одного оставшегося им дня, форсируя ценность каждого до небес.
- Заберёшь его в среду? - спрашивает вдруг Талинда, вырывая Кенджи из марева его раздумий и заставляя беспокоиться, не рассуждал ли он всё это время вслух.
- Да. Мы ненадолго.
- В прошлый раз ты то же самое говорил.
Этот добрый упрёк ощутимо тычет под рёбра, пока перед внутренним взором, словно веер, раскрывается тот феерический уикенд, растянувшийся более чем на две недели - и эмси стремительно краснеет.
- Слушай, это совсем не то, что ты д... - заикается он, но женщина обрывает его попытки что-то сочинить.
- Майк, - она делает паузу, предлагая собеседнику мобилизоваться для искреннего и быстрого диалога, - мне всё равно, чем вы там занимаетесь. Если это то, что спасает ему жизнь, поверь мне, я последний человек, кто станет возражать.
Счастье Честера невозможно было не заметить или с чем-то перепутать. Очевидным было также и то, что оно способно питать своей энергией целые города. Но...
- Тэл, он очень любит тебя и детей. Просто бесконечно.
- О, это у него на груди написано. А с тыльной стороны помнишь что? Я знаю, ты позаботишься о нём, и мне не нужно тебя об этом просить.
Безаппеляционность этих заявлений могла сравниться разве что с их отвагой.
- Тебе не нужно просить.
Больше не нужно. Они оба это понимают, пока смотрят друг другу в глаза.
- А Анна? Она в курсе?
- Конечно. Она раньше меня всё узнаёт и только плечами пожала, когда я демки для нового альбома домой притащил.
- Да уж, вещдоки.
- Угу.
Linkin park пришлось дорого заплатить за свою идентичность, но это всегда лучшее вложение из возможных. На любой точке прямой, ведущей из ниоткуда в никуда.
- Ладно, - Талинда звонко хлопает Майка по колену и поднимается на ноги. - Пойдём торт есть. Честер специально для тебя старался, всю кухню уделал, поросёнок. Чёртов крем был, кажется, даже на потолке.
Поверить в это было легко. Сластёна Майк тихо улыбается, пока делает свои пять шагов и исчезает в утробе дома, в котором наконец-то всё действительно хорошо.
А его гэта так и остаются стоять на веранде, поблескивая красным лаковым бочком.
So far away
часть 1 - Ну же, Чез, обними меня, - продолжает увещевать Майк мягким монотонным голосом: отец троих детей (ладно, четверых), он знал, чего в первую очередь надо добиться в подобной ситуации. Сам-то он уже крепко держал своё единственное великовозрастное дитя и с того места на полу, где они теперь застыли в экзотической позе, открывался впечатляющий вид.
Так расхуярить дом, прыгая на одной ноге - это надо уметь. Хорошо, что Тэл догадалась вызвать максимально влиятельного и уравновешенного "боевого" товарища, а не бригаду санитаров (или экзорцистов). Травма, надолго лишившая вокалиста Linkin park свободы передвижения, кажется, расшатала последние болты в этом и без того нестабильном сознании.
И вот Честер загнанно дышит, вцепившись в сильные плечи и пытаясь отодрать от себя их обладателя, но Майк уже чувствует, как поток эмоций иссякает, медленно, но верно возвращая ему истерзанное, дрожащее существо, вложившее свои последние силы в ответное объятие.
- Старичок, ну ты всех распугал, - осторожно шутит Майк, ослабляя хватку ровно настолько, чтобы погладить Честера по спине - это всегда действует безотказно. Очень хотелось узнать, в каком состоянии у Беннингтона нога, но выяснять это сейчас было нельзя: тут явный бунт против видимой стороны вопроса, а значит...
Майк вдруг подумал, что, возможно, невольным спонсором перформанса является он сам. Не смотря на успешную карьеру и дом - полную чашу, дела у Честера шли из рук вон плохо. Он сильно переживал из-за проблем с голосом, реакций на лихорадочный вектор развития звучания группы, обязательств, которые он на себя взвалил, движимый смутным импульсом - что влекло за собой уже новые витки алкоголизма, истощения и срывов, попыток со всем этим справиться.
Наверное, именно в этом была проблема: Честер не знал, с чем он столкнулся. Он продолжал функционировать в штатном режиме, всего-то реагируя на окружающую его действительность, но вот у умницы Майкла Кенджи Шиноды, который умел читать этот сенсор как никто другой, стали находиться дела поважнее.
Так что можно считать чудом, что сегодня ни один предмет, запущенный в него, не попал в цель, и Майка только облили остывшим кофе и хорошенько поваляли по полу - что ж, для инвалида Честер был слишком резвым. До прибытия подкрепления он уже прилично успел разрушить своё жилище, однако лишь с появлением Майка он по-настоящему слетел с петель.
Меньше всего на свете Шиноде хотелось думать, что он - просто ещё один аспект той среды, единственным смыслом существования которой было делать жизнь Честера невыносимой. Когда они только взяли его в группу, Майк ещё долго сомневался, что всё срастётся, таким безнадёжно болезненным, отчаянным, неуместным выглядел (да и был) Беннингтон. Но время шло, а Честер никуда не девался - его становилось только больше. Тогда, в Москве, Майк как никогда почувствовал это: легендарность, что выросла у него под тёплым боком, а он даже не заметил как, хотя и сделал всё для того, чтобы.
Ведь чаще он видел Честера другим.
Честер, которого он знал, опаздывал в студию и на репетиции, засыпал посреди вычитки текстов, ходил целый день в мокрых кедах, потому что не взял запасные, оставлял записки на туалетной бумаге, срывался среди тура на карнавал в соседнем Бамболео - возвращался оттуда весь грязный, едва в состоянии даже говорить, но с незабываемой, сияющей в тысячу солнц улыбкой, за которую ему можно было простить все его выходки, прошлые и будущие.
Потому что Майк имел честь наблюдать, чем Честер расплачивается за разлад, существующий в нём даже не по его вине - едва уживаясь с самим собой в самые тёмные дни, прикладывая неимоверные усилия, чтобы сделать ещё хоть что-нибудь, сражаясь за каждый год, месяц, неделю, проведённую на земле, и это... ну...
Оставлять его с этим один на один было подло.
И едва ли Честер осознавал, что он пытался донести до своего нежданного гостя, осыпая его проклятиями буквально четверть часа назад.
Чего припёрся, Шинода? Посмотреть, как я тут радуюсь жизни? Извините, цирк сегодня закрыт!
И банка с чем-то рассыпчатым летит в сторону Майка, разбиваясь о стену в нескольких сантиметрах от его головы.
Может, у него и правда больше нет права вмешиваться, но эта безудержная злость говорила лишь об одном: если не вмешается Майк, то не вмешается никто. Кенджи было трудно представить, что человек, у которого есть любящая семья, полстраны корешей всех цветов и мастей, миллионы людей по всему свету, души в нём не чающих, может быть таким одиноким.
- Давай-ка закинем тебя куда-нибудь, - говорит наконец Майк и, поднявшись на ноги, тянет Честера за собой. - Тут надо прибраться. - Он подхватывает его на руки и несёт, похрустывая битым стеклом.
- Майк, я тебе рубашку испортил, - грустно замечает Беннингтон, пока его сгружают на диван. На ту его часть, где не красовался развороченный горшок с останками какого-то куста.
- Ты мне жизнь испортил, Чеззи, - смеётся Майк, заглядывая ласково в глаза, стараясь закрепить там этот усталый, хрупкий мир, - а рубашка ничего, постирается.
Они берут тайм-аут.
Честер равнодушно рассматривает закованную в стильный чёрный гипс ногу, вертя её туда-сюда, Майк ходит по дому, громыхая шваброй и шурша пакетами, в которые собиралось испорченное имущество. Когда основные поверхности вновь стали пригодными для эксплуатации, Майк возвращается к Честеру, присаживается у его ног и вздыхает:
- Я бы предложил тебе выпить кофе, но кофемашину ты разбил.
- Там турка есть. В среднем шкафу, за чашками.
- О... Живём!
Они пили вкусный, чёрный кофе, любуясь журнальным столиком, эпично треснувшим пополам.
- Да ты просто Халк, - комментирует Майк не без восхищения.
- Он из Икеи, чего ты от него хочешь?
- Ну я бы, наверное, его так не раскурочил даже о двух ногах.
- Я просто не могу больше тут сидеть... - Говоря "тут" и "сидеть", Честер делает это так странно, будто имеет в виду что-то совсем другое. - Думаешь, мне надо сдаться в больничку?
- Нет, не думаю.
- А если я покалечу кого-нибудь?
- Например, меня?
- Например, тебя.
- Сегодня ты семь раз промахнулся, снайпер.
Лёгкая, едва заметная улыбка всё-таки касается тонких честеровых губ - и тут же тает на них. Потому что не все такие шустрые, как этот полукровка.
- Мне кажется, я теряю контроль.
- Нельзя потерять то, чего никогда не имел, - Майк простодушно пожимает плечами, когда Беннингтон поворачивает к нему голову. - Ты всегда таким был. Просто сейчас всё сложнее.
- И что же мне делать?
Честер смотрит так внимательно, как смотрят только на таможне. А Майк в очередной раз удивляется тому, как же легко с ним общаться, даже когда он ничего не говорит (что так-то большая редкость): у него всё написано на лице.
- У меня есть одна идея, но тебе это не понравится.
"Какая же?" - спрашивает Честер, едва вскинув свои точёные брови, и Майк наклоняется к нему и долго целует в уголок рта.
Не в щёку и не в губы.
Один раз Майк так уже делал - очень давно, в самом начале их долгого пути. В тот ничем не примечательный судьбоносный день он кое-что пообещал. И теперь надеялся, что Честер об этом вспомнит. Если, конечно, когда-либо забывал.
часть 2 В сад уже спустились сумерки, когда Майк вышел на веранду проветриться. Под деревьями вовсю горели фонари, подсвеченные дорожки убегали в мерцающую зелёную глубь, заманивая в самые разные укромные местечки. Эх, если б тут ещё не было столько гнусов...
Майк всё же скидывает свои новенькие японские скамеечки и шагает с деревянного настила на газон. Трава под ногами - чистый шёлк: густая, мягкая - она приятно холодила голые ступни. От внезапного удовольствия глаза Кенджи загораются чуть ли не детским восторгом, но, к сожалению, его такого никто не видит. В доме шумно: в самом разгаре эта идиотская игра... как её... Не важно, Шинода быстро слил первый раунд и утёк в неизвестном направлении, как вода сквозь пальцы. Ему срочно захотелось чего-то другого, чего-то противоположного - вот хотя бы попялиться на закат. Он на него, конечно, опоздал, но не был этим сколько-нибудь расстроен, вмиг найдя себе другое занятие. Бродя босиком по траве, он думал, что, вообще-то, очень любит такие вот съезды, когда несколько семейств собиралось в одном доме, чтобы весело провести время, просто... в таком формате его общение с Честером жёстко ограничивалось и он не мог, например, повалять его в этой восхитительной траве, перепугав диким хохотом всех сусликов в округе. Не понятно, обзавёлся ли Шинода первой в своей жизни зависимостью или просто с возрастом стал жаден до разбросанных везде мгновений безудержного счастья?
- Вот ты где, дезертир!
Это Талинда. Удивительно, как иногда она похожа на Честера. Шумная, резвая. Вот сейчас Майк слышит в её голосе знакомые искры и улыбается, махнув в ответ рукой. Спешит к ней обратно на веранду. Тэл протягивает ему бокал.
- Что там?
- Чёрный русский.
- О господи...
- Давай-давай! Кто не курит и не пьёт...
Майк делает два больших глотка и кривится: слишком крепко - такой кошмар мог набодяжить только Джо.
- Курево у тебя тоже с собой?
Шутит он и таращит глаза, когда Талинда выуживает из декольте лихо скрученную цигарку и свистнутую у Честера zippo.
- Слушай, ну тут же дети...
- Ой!
Сорванец в юбке презрительно фыркает и поджигает косяк. Затягивается и подмигивает своему невольному сообщнику.
- Мы тихонечко. На!
- Да я не умею!
- Шинода, тебе не стыдно?? Сорокет почти, а курить так и не научился??
Лучше бы он сидел со всеми и играл...
Парочка устроилась прямо на полу, проигнорировав удобный мягкий диван за спиной, и свесила ноги в сад - на съедение летней живности. Травка и алкоголь быстро делали своё дело. Майк бы в любом случае хорошо себя чувствовал в компании Талинды, но тут его не стесняло вообще ничего. Хотя должно бы... Всё-таки он спит с её мужем.
Или это неправильная формулировка того, что между ними происходило?
Что она, собственно, объясняла?
Майк молчит, смотрит, дышит - и вспоминает, как они впервые поцеловались. Честер тогда только рот открыл и позволил Кенджи делать всё, на что тот осмелится - а он осмелился и вылизал там каждый сантиметр, до которого достал. Их первый секс вообще был похож на трагикомедию в трёх частях - ну, по классике, - потому что у Шиноды не было опыта, а у Честера был, но негативный. Зато когда они со всем освоились, оо...
План был, конечно, не в том, чтобы затащить Беннингтона в постель - это получилось само собой: когда Майк перестал контролировать каждый свой чих и пустил всё на самотёк, оказалось, что их с Честером ничего больше и не разделяет - они слились в одно целое, как на пресловутой скамье примирения, просто в силу гравитации и логики. Ведь они им, этим целым, и являлись всегда, но искусственное расстояние, создаваемое Шинодой, вносило свои разрушительные коррективы - отнимало дом у одного и смысл у другого. Кто бы мог подумать, что этот тяжёлый творческий кризис, от которого страдал Майк целых десять лет, он создал собственными руками.
Честер. Его душа.
Того, что сделано, конечно, уже не переиграть, но Майк по крайней мере знал, что не упустит ни одного оставшегося им дня, форсируя ценность каждого до небес.
- Заберёшь его в среду? - спрашивает вдруг Талинда, вырывая Кенджи из марева его раздумий и заставляя беспокоиться, не рассуждал ли он всё это время вслух.
- Да. Мы ненадолго.
- В прошлый раз ты то же самое говорил.
Этот добрый упрёк ощутимо тычет под рёбра, пока перед внутренним взором, словно веер, раскрывается тот феерический уикенд, растянувшийся более чем на две недели - и эмси стремительно краснеет.
- Слушай, это совсем не то, что ты д... - заикается он, но женщина обрывает его попытки что-то сочинить.
- Майк, - она делает паузу, предлагая собеседнику мобилизоваться для искреннего и быстрого диалога, - мне всё равно, чем вы там занимаетесь. Если это то, что спасает ему жизнь, поверь мне, я последний человек, кто станет возражать.
Счастье Честера невозможно было не заметить или с чем-то перепутать. Очевидным было также и то, что оно способно питать своей энергией целые города. Но...
- Тэл, он очень любит тебя и детей. Просто бесконечно.
- О, это у него на груди написано. А с тыльной стороны помнишь что? Я знаю, ты позаботишься о нём, и мне не нужно тебя об этом просить.
Безаппеляционность этих заявлений могла сравниться разве что с их отвагой.
- Тебе не нужно просить.
Больше не нужно. Они оба это понимают, пока смотрят друг другу в глаза.
- А Анна? Она в курсе?
- Конечно. Она раньше меня всё узнаёт и только плечами пожала, когда я демки для нового альбома домой притащил.
- Да уж, вещдоки.
- Угу.
Linkin park пришлось дорого заплатить за свою идентичность, но это всегда лучшее вложение из возможных. На любой точке прямой, ведущей из ниоткуда в никуда.
- Ладно, - Талинда звонко хлопает Майка по колену и поднимается на ноги. - Пойдём торт есть. Честер специально для тебя старался, всю кухню уделал, поросёнок. Чёртов крем был, кажется, даже на потолке.
Поверить в это было легко. Сластёна Майк тихо улыбается, пока делает свои пять шагов и исчезает в утробе дома, в котором наконец-то всё действительно хорошо.
А его гэта так и остаются стоять на веранде, поблескивая красным лаковым бочком.