It never was your fault

Разрежь мне под лопаткой кожу
Там притомились два моих крыла

Честер приземляется прямо на пол, напрочь обойдя вниманием роскошный мягкий диван по ту сторону журнального столика, и с аппетитом принимается за остатки домашнего печенья, которое принёс сегодня в майково логово Роб. Роняя крошки на страницы номера Rolling Stone за 69-й год, он внезапно осознаёт, что уже довольно продолжительное время из того угла, где весь день сычует мистер Шинода, не доносится ни скрипа колёсика прокрутки, ни шкрябанья карандаша по бумаге.
И действительно... Медитативное поглощение ночных углеводов прерывается странным. Честер почти не видит, как Майк подсаживается к нему, так как тот сразу заваливается ему за спину, утыкаясь лицом аккурат между лопаток.
- Чеззи, ты меня любишь? - глухо интересуются уже оттуда, выдержав какую-то точную трагическую паузу. Честер перестаёт жевать. Обычно это он пристаёт с такими вопросами. И когда он это делает, ему хочется от адресата чего-то особенного и, скорее всего, прямо сейчас. Клянчил всякое Беннингтон легко и с удовольствием с самого детства, но у Майка сложная система охраны его чувства собственного достоинства и независимости, так что он, должно быть, в отчаянии, если сразу зашёл с запрещённого угла.
- Если тебе нужна половина моей печени - без проблем, - в такой ситуации лучше всего пошутить. Но как бы не совсем.
За спиной вздыхают.
- У нас разные группы крови.
- Вот же ж... Но ты должен знать, что мне не жалко!
Теперь Майк знает, но что ему с этим знанием делать? Он вертит головой, царапая скулы о ткань футболки, пока не замирает снова, повторив линией носа ту часть левой лопатки, что наводит его на мысль: если бы у Честера были крылья, то он бы сейчас полностью скрылся в их тени.
- У меня песня не пишется, - признаётся он наконец. Даже жалуется. Хотя это не свойственно ему точно так же, как и просьбы о помощи.
- Всё та же?
- Угу.
Чёртов Делсон: не напомни он про этот Великий Долгострой, они бы провели этот день с пользой - починили бы велики, поиграли в Монополию, спалили яичницу (дважды), Майк бы почитал Честеру что-нибудь на сон грядущий, и они бы склубочились в одной из комнат, как два кота.
- Не понимаю, что с ней не так. А с ней точно ЧТО-ТО НЕ ТАК. Может, струнного оркестра не хватает или ещё чего...
- Я знаю одного парня, он умеет на волынке - могу подогнать.
- Спасибо, Чез, ты настоящий друг.
- Ты не отказывайся сразу: волынки от нас точно никто не ждёт.
Мало им проблем с лейблом, сейчас бы ещё подогреть этот срач фолк-экспериментами. И если бы только это: внутри коллектива тоже всё не комильфо. Никто не произносит этого вслух, но каждый ощущает: после Hybrid theory группа не знает, куда ей двигаться дальше. Они столько вбухали в этот альбом - в его демо, лайвы, ремиксы, - что теперь им лет пять по всем притонам сор собирать, из которого стихи растут, чтобы второй релиз выстоял на фоне первого.
- Текста тоже толком нет, - продолжает Майк. - Я два блокнота исписал.
А блокноты у него по 80 листов, если что.
- Это ничего. Скоро Рождество, я тебе ещё дюжину подарю.
- Ты столько всего мне уже предложил за эти 10 минут~
Вместе с искрами смеха (ура!) в эту фразу прорывается и их обычная нежность-наедине, которой усталый голос Майка придал какой-то особенный, терпкий вкус. Честер прикрывает глаза, будто пробует экзотический алкоголь, и совершенно пропускает тот момент, когда Шинода отлипает от его спины - но только затем, чтобы в два приёма сесть поудобнее и прижаться снова, надёжно перехватив обеими руками поперёк живота. Хорошо, думает Беннингтон, он успел прикончить последние две печеньки, а то бы точно ими подавился.
Последний - и единственный - раз, когда Майк организовывал объятия, исходя из собственной нужды, а не потому, что Честеру надо, был в те дни, когда они записывали In the end. С тех пор он держался фортом и слабины не давал, и то тепло, которым он делился со своим тактильным другом, всегда было чутким и аккуратным.
А тут сцапал так, что вздохнуть больно. Честер кладёт свою левую на правую руку Майка и легонько похлопывает по ней. Хватка ослабевает. И тогда он смотрит вниз. Тёмные волоски мягко стелятся по смуглой коже ровным рисунком - странно, но Честеру это нравится. Он думает, что Майк был бы очень красивым зверем, и никто бы не нашёл в лесу его следы. Беннингтон гладит эти руки - то одну, то другую: предплечье, выступающая кость запястья, кисть - и не знает, сколько проходит времени, прежде чем он говорит:
- Так что я могу сделать для тебя?
Майку почему-то очень надо написать эту песню. Пережить, насколько он может, не принадлежащую ему беду. И Честер чувствует этот подступающий к жерлу вулкана нутряной огонь своим седьмым позвонком, куда ему выдыхают какое-то сакральное:
- Расскажи мне, что с тобой случилось, пока меня не было рядом.
Как будто они знают друг друга гораздо дольше, чем эти четыре года, проведённые в Linkin park. Как будто каждый раз они просто расстаются на время смерти. Смерть - это всё, что у них было, пока они снова не встретились - случайно? закономерно? Майк, разумеется, в курсе его горемычного бытия: Беннингтон почти с порога ему всё и вывалил - но теперь-то у него запрашивали отнюдь не биографическую справку. Что ж, с "печенью" парень действительно угадал, но не угадал с "половиной".
- Длинное нас ждёт приключение, - он не сомневается, подмахивая этот непростой контракт, и Майк снова может опереться на ту смелость, которой ему самому в критические моменты так не хватало. - А у тебя еды в доме нет!
- Я приготовлю лапшу с курицей, идёт?
- Идёт: тебе будет полезно у плиты потусить, человек-креветка.
- Вот и Роб мне так сказал, когда позавчера притащил три пакета с продуктами.
- А чего он к тебе ходит?
- Мы как бы играем в одной группе и всё такое.
- Это понятно, но с печеньками-то?
- Печеньки были для тебя.
- Откуда он знал, что я приду?..
Майк решает не объяснять, что эти визиты легко прогнозируются по косвенным признакам, и высказывается совсем по другому поводу:
- Кажется, он считает, что за мной надо приглядывать.
Честер вспоминает про два исписанных блокнота и соглашается с Бурдоном:
- Повезло нам всё-таки с барабанщиком.
- Так и есть: он всегда будет на твоей стороне.
- А ты нет?
- А я - лицо заинтересованное.
Очевидно, что Роб тоже. Честер не улавливает умом, какой такой нюанс Майк имеет в виду, но безошибочно чует его. Так что напоследок они даже не обмениваются репликами вроде:
- Ну? Ты отпустишь меня уже?
- Неа, что-то не хочется.
Без которых со стороны могло бы показаться непонятным, почему Честера снова стиснули от души - глубокой, тёмной, населённой неведомыми существами, - но не то, чтобы он был против посидеть так ещё. Совсем нет.


Fury in your head

Очередь начиналась прямо с порога и, протянувшись по всему коридору, заворачивала за угол. Я не стал проверять, насколько всё плохо за углом, и пополнил собой её нестройный ряд, прислонившись к стене и приготовившись проторчать тут часа четыре, не меньше.
Через полчаса я продвинулся на три персоны в сторону заветной цели, а ещё через минут пять в дверях появился новый страдалец. Он тоже не пошёл вперёд на разведку и, поозиравшись немного, встал у противоположной стены. Молодой, явно не из рабочих, какой-нибудь кассир или официант, штаны на два размера больше, серая ветровка, серая шапка, очки. Мы неизбежно столкнулись взглядами. И он сразу мне улыбнулся.
- Привет, - бросил он дружелюбно, покидая своё место и перетекая в мой "зал ожидания".
- Ну привет.
- Двигается эта срань?
Это он про очередь.
- Не особо.
- Не хочешь переспать со мной?
От неожиданности ТАКОГО вопроса да ещё БЕЗ ВСЯКОЙ ПОДВОДКИ я резко вскинул голову и ударился затылком о бетон. Чертыхнувшись и потерев ушибленный участок, я повернулся к нарушителю моего спокойствия (/норм приличия/здравого смысла - нужное подчеркнуть).
- Ты всегда так парней клеишь, или это только мне повезло?
- Если отвечу, ты всё равно не поверишь.
- Выкладывай.
Он пожал плечами.
- Пару месяцев назад я был в Старом квартале и мне гадали по руке. Такая колоритная тётка, ты бы видел... В общем, сказала, что я встречу своего суженого в очереди. Что тот, кто пойдёт со мной, предназначен мне свыше, но что я должен ему предложить, не уточнила.
Конечно, секс, какие тут могут быть варианты?
- И скольких ты уже так огорошил?
- Ты первый, если честно.
"Пиздит", - почти подумал я, но посмотрел ему в глаза и понял, что нет.
- Наверняка мадам тебя наколола. Сколько ты ей заплатил?
- 53 бакса.
- И это всё, что она тебе наколдовала за эти деньги?
- Нет. Через шесть лет у нас будет серьёзный кризис в отношениях, и если мы всё-таки разбежимся, то ещё через 13 я покончу с собой, а ты проживёшь долгую жизнь в полном душевном коматозе. Она так и выразилась!
Отличная перспектива. А я ведь просто зашёл за бумажками.
- Мне, вообще-то, парни не нравятся. Да и ты бы пробежался по очереди: вдруг кого посимпатичней найдёшь?
- Шутишь? У меня глаз намётан: если парни тебе не нравятся, то и девочки тоже. Поди, уже приметил какую-нибудь одноклассницу, чтобы только не стареть в одиночестве, родителей внуками порадовать, а?
Что ж, с интуицией у него всё в порядке. Но с чувством прекрасного, видимо, не очень.
- И ты зря волнуешься по поводу своей внешности. Руки покажи.
Я снова удивился, но руки, которые уже успел попрятать по карманам, достал.
- Как раз мне будут.
- Для чего это?
- Та пифия сказала, что я - алмаз, а мой партнёр должен быть как шинка. Я сначала ничего не понял, но на следующий день сгонял в библиотеку, и оказалось, что так называется ободок у кольца.
То есть теперь я должен всё побросать только потому, что этот тип, которого я впервые вижу, ходит где не надо и слушает не понятно кого? Я упаковался назад и снова посмотрел на "драгоценное" недоразумение.
- Как тебя зовут?
- Честер.
Это какое-то безумие.
- А меня - Майк.
Он снова мне улыбнулся, и я заметил, как эта улыбка оттеняет его совсем невесёлые глаза. Дома меня ждала новая палитра акриловых красок, а парень был не прочь раздеться перед незнакомым мужиком.
- Ладно, Честер, пойдём. Я тут недалеко живу.
Тяжёлая входная дверь в бюрократический ад с противным скрипом закрылась за нами навсегда.

@темы: фанфикшн, лп

---

Фотография

Если ты стоишь в тени, то тот, кто находится на свету, тебя не видит. Хотя вряд ли она поспешно скрылась бы с места преступления, окажись это не так. Уж больно хороший ракурс. Ей не видно ничего лишнего, ничего, на что бы ей не хватило собственного воображения: затылок полулежащего на диване Майка закрывает низ живота того, кто покачивается на нём. Честер полностью обнажён - на полу валяется одежда, и по её количеству она делает вывод, что Майк не снял с себя даже футболки. Наверное, не успел. В её голове тут же разыгрывается сцена, где Беннингтон в нетерпении толкает своего эмси на горизонтальную поверхность и тут же забирается сверху. Стаскивает с себя пуловер и рубашку, тянется к майковым джинсам, дёргает ремень, чертыхается. Ему придётся встать, чтобы снять свои штаны. Он делает это очень быстро, чтобы Шинода не предпринял никаких существенных попыток к бегству. Да и как тут убежать? Честер так красив. И у него, конечно, уже стоит. Он снова седлает чужие бёдра, высвобождает из тканевого плена то, что ему нужно - берёт это левой рукой, а правую запускает под край футболки, чтобы погладить тёплый живот. Майк, кажется, в растерянности. Или нет? Пожалуй, нет, это же не в первый раз. В первый раз они точно повозились. Да и теперь Честер опускается на этот внушительный прибор не без труда. Она надеется, что они раздобыли для смазки что-нибудь посущественнее слюны. Быть в курсе всех травм мистера Беннингтона не хуже его лечащего врача значит не желать добавить в этот список что-нибудь ещё. Майк, само собой, контролирует ситуацию, хотя может показаться, что он вроде как не при делах - то самое ненавязчивое присутствие, которое он применяет и к друзьям, и к коллегам, и в кругу семьи. Какое-то время Честер не двигается вообще, смакует эту пульсацию внутри себя, а потом плавно поднимается. И опускается. Майк берёт его за руки: обхватывает длинными пальцами пылающие предплечья. Он знает, что Честер сразу сорвётся на галоп, если его не придержать. И тому не остаётся ничего, кроме как подчиниться. Он этого и хочет, если уж быть до конца честным. Даже в позиции, подразумевающей его собственную инициативу. Честер проявит её чуть позже, когда потянет руку Майка к себе, чтобы тот его приласкал. Этот маленький красивый член. У них на двоих выходит по два стандартных, но только теоретически. На практике Майку всегда нужно было куда-то реализовывать свою фундаментальную мощь, а в Честере столько воздуха и перспективы, голода и ярости... что резинками они не пользуются. И точно дойдут когда-нибудь до греха, вроде фельчинга. Когда-нибудь, потому что это очевидно: они стали спать друг с другом совсем недавно. Майку понадобилось приличное время, чтобы переместить наконец свою левую руку на чужое бедро, завести её назад, смять ягодицу и потрогать то место, где они с Честером стыкуются. Она всегда знала, что Майк его любит. Но была уверена, что он никогда не перейдёт проведённую им же самим черту. И если это всё-таки произошло, то причина может быть только одна. Ей очень жаль, что все окна плотно закрыты, и она ничего не слышит в тот момент, когда Честер начинает разгоняться (а Майк позволяет ему это). Какие прелестные звуки, должно быть, он издаёт, когда ему хорошо. Она пытается представить и думает, что если и существует какая-то прямая дорога в самое средоточие внутреннего мира Майка, то это голос Честера. Они отмечали 40-летие Беннингтона, когда на излёте вечеринки она подобрала с кресла оставленный кем-то телефон. Отыскивать владельца среди 150-ти гостей, размахивая перед ними находкой, было так себе занятием. Поэтому - раз уж телефон не заблокирован - она просто позвонила с него на собственный. Оказалось, что это Роб. Чёрт её тогда дёрнул залезть к нему в контакты и увидеть, что для Честера и Майка он поставил на вызов одно и то же фото, вероятно, и сделанное им самим: они вдвоём - улыбаются на фоне тёмного окна. Судя по внешнему виду Честера, это 2003-й год. Вокалист стоит вполоборота к камере и видно, что Майк обнимает его за талию: аккуратно держит, чуть прижимая к себе. Рука Честера небрежно лежит на ближайшем к нему дружеском плече - ему явно комфортно в этом нехитром с виду плену. Их как будто застали врасплох, будто ещё мгновение назад они вот так и болтали: сплетничали, смеялись. Тогда она подумала, что уже лет десять не видела Майка таким. На фото у него нет ничего: ни других участников группы, ни золотого Hybrid theory, ни большого дома на большом участке, один только Честер - но Майк глядит так, будто это всё, что ему на самом деле нужно. Возможно ли, что после тишины, разразившейся с тех пор и измотавшей всех вокруг, в глубине его огромных, бесконечно чёрных глаз снова начнёт мерцать тот самый огонёк? Это на него сейчас идёт Честер? Она смотрит, как он хватает ртом воздух, подскакивая и оседая, как искрятся светом его покрывшиеся капельками пота татуировки, как ему хочется ещё большего градуса близости, но в их позе это невозможно, и тогда он в отчаянии хватает свободную руку Майка и берёт в рот его пальцы - указательный и средний, совершенно не заботясь, где они там были до этого. Она смотрит, как он теряется в своей невменяемости, облизывая их, проводя языком между и снова заглатывая оба, как сбивается с ритма, мучительно выгибается, замирает. Наклоняется, чтобы поцеловать Майка, чтобы Майк размазал по его щекам, шее и ключицам все их жидкости. Она смотрит, как рука её мужа ложится на плечо с красным драконом и отчётливо понимает, что чувствует под своими пальцами ту же горячую влажную кожу, к которой только что прикоснулся и он.

@темы: фанфикшн, лп

---

youtu.be/f9pjpkT1vgs?si=zig7qk3HmPMbBJ32

А на второе я буду сырники

Когда ведущий открыл багажник, я удивился вовсе не наличию там живого человека, а тому, как им удалось запихнуть в это скромное пространство такую серьёзную тушу. Парень не без труда вылез на свет б-жий и распрямился во весь рост. Я задрал голову. Посмотрел в хитрые серые глаза. Вдруг захотелось отряхнуться, вот прямо как собаке, только что выбравшейся из воды на берег - от загривка до хвоста, пусть даже мой хвост (ну и ещё кое-какие детали) не присутствует в осязаемом мире.
Мне жиденько похлопали наблюдающие: я проходил дальше, но справился с заданием впритык и не продемонстрировал при этом ничего зрелищного. Почему я столько возился с подобной ерундой, стало понятно, когда найдёныш приземлился обеими ногами на бетон: меня окатило его спокойной, но мощной сущностью - и я понял две вещи. Во-первых, он тут не просто так. А во-вторых, у него есть заслон какого-то природного происхождения: стоило ему сделать пару шагов прочь от машины, как окружившая место действия толпа с готовностью приняла его и поглотила, как органичную частичку себя. Парень сливался со средой, и именно поэтому я потратил столько времени, чтобы найти его. Убери этот заслон - и он будет фонить так, что я вычислю его местонахождение даже по карте, при помощи своего самого паршивого маятника, сделанного мной в возрасте шести лет из коровьего зуба. Какой восхитительный дар... Мне бы такой очень пригодился.
Отправляясь на Битву экстрасенсов (ахаха, ну что за нелепость!), я пообещал себе стать как можно неприметнее: не выкладываться больше необходимого, не говорить лишнего, не сооружать из коллег пирамидальную конструкцию с собственной персоной во главе - не быть собой, проще говоря. С самого детства я у всех как бельмо на глазу, в школе и университете - всегда в центре внимания: некрасивый, залупастый еврейчик, которому слишком часто прилетало по зубам, чтобы он мог вырасти во что-то здоровое. Б-женька - или кто у вас там? - наградил меня странным набором инструментов: ранимой душой, острым чувством справедливости, кровным изгойством, непомерным самомнением - я выживал с этим как мог и... в конце концов оказался здесь и... эта дылда пырит на меня из-за чужого плеча, как будто знает мой секрет, как будто я ему за это что-то должен.
Было очевидно и кое-что другое: он приоткрылся на один короткий миг только ради того, чтобы я его разглядел. Сделал ли он это специально или у него всё работает на автомате, я за недостатком данных понять, естественно, не мог. И всё-таки мысль в голове проскочила: парень должен быть среди участников, а не зрителей. Пока я покидал площадку, освобождая её для следующего претендента на звание комедианта Всея Руси, я чувствовал, что история получит продолжение. [Иначе взял бы у него телефончик, бля буду.]

В последующие дни я перерыл весь интернет, поднял всех позабытых в эмиграции знакомых колдунов, но никто не знал, кто такой этот Слава Карелин. Он ни разу не засветился в системе и это ввергало меня в ярость. С его способностью прикидываться ветошью я бы давным-давно достиг всего, чего хотел, а он просто сидит на пеньке и ковыряется в зубах соломинкой. Неужто не смотрел Человека-паука? Иметь такую силу и не использовать её... Во всяком случае ради глобальной цели, а не чтобы склеить какого-то мужика - например, меня. Это тоже ужасно злило: я не понимал, чего он хочет. Чего-то хочет, но не подаёт признаков жизни. Я испробовал все известные мне средства (и парочку неизвестных), но даже приблизительно не выяснил, что у него на уме. В тревоге и неуверенности - а совсем не в таком настроении я намеревался двигаться вперёд - я перевалил за три четверти уже опостылевшего шоу: в этом Готэме не нужно никаких проклятий и "нехороших" мест - несчастье людей порождается общей хронической неустроенностью, и борьба с частными случаями не закончится никогда. Если вариться в этом достаточно долго, в какой-то момент непременно почувствуешь, что ещё немного - и у тебя не останется ни одного желания, кроме как, подобно Трандуилу, королю эльфов Лихолесья, заныкаться среди древних деревьев и, положив на всё с прибором, никому не открывать дверь.
Даже если в неё станут ломиться с ноги. Я понял, что пропал, когда появился в помещении и среди семерых человек, выставленных передо мной для диагностики, увидел ЕГО. В этом испытании я был первым. Мне нужно было найти дефектоскописта. По-хорошему, стоило указать на себя, но я же планировал не выёбываться. Мой Славик восседал на табурете крайним слева, так что я зашёл с другого конца. Отыскал архитектора, врача, сейсмолога, литературного редактора, сантехника и, собственно, дефектоскописта. Я не увидел, чем поддерживает свою жизнь Слава, но увидел, как он домогается смерти. Несколько попыток - как-то походя, под настроение, не придавая этому значения, не испытывая ни жалости, ни страха: он вешался, травился, мешая лекарства с алкоголем, бросался под машину на трассе, морил себя голодом, даже один-единственный брак выглядел как акт самоуничтожения - и каждый раз его выталкивало назад, и он не испытывал по этому поводу ровно ничего. Зачем он показал мне это? Неужто думал, что я сгожусь на ещё один заход в подземное царство? А может, он и не показывал ничего, и я сам выцепил такую информацию. Стоя у него за спиной и держа руки над плечами, которых очень хотелось коснуться, я не ощущал ни депрессии, ни экзистенциального кризиса, ни каких-то особых драм - он просто страдал, как любое живое существо, но делал это так, будто его нервная система выходила далеко за пределы его тел, физического и ментального: это была разветвлённая сеть капилляров, тянущихся ко всем подряд, по которым к нему стекались чужие переживания, умножающие собственные на двузначное число.
До меня донёсся смех. Какие-то слова... "Здравствуйте, уважаемые слушатели. Хочу представить вам рэп от Вячеслава", - анонсировал кто-то в моей голове, но если смех показался мне знакомым, то второй голос я слышал впервые. Тот, кто смеялся, не заставил себя долго ждать и накидал целый ворох странных фраз, общий смысл которых ускользал от меня, вызывая мигрень. "Надо выплывать", - подумал я и повёл руками, будто спускаясь ими с плеч на спину. Карелина передёрнуло и я отступил. Оценки в тот день мне поставили хорошие. Но это больше не имело никакого значения.

Мы заняли столик в углу. Приятное освещение подчёркивало красоту чужого лица и скрадывало уродство моего. После работы я всегда хочу сожрать слона, но в этот раз решил ограничиться супом, двумя мясными блюдами и пирогом с вишней. Слава с удивлением наблюдал, как содержимое многочисленных тарелок исчезает в чёрной дыре моего желудка.
- Мда, похоже, ремесло влетает тебе в копеечку. - Я не стал распространяться, как это близко к истине. - Хорошо, что не я угощаю.
- Твоё финансовое положение настолько шатко?
- С хлеба на воду. Ну или с пива на макароны, хе.
Отложенные про запас калории я на Славе не углядел, значит, он всё-таки немного практикует, если не оброс ничем при такой диете.
- Откуда деньги на пиво?
- По блату устроили сторожем в складской комплекс. Выдали ружьё и собаку! Я там хожу по территории в бушлате и калошах, а за бетонным забором с одной стороны лес, а с другой кладбище.
Похоже, работа мечты. Надо будет заглянуть к нему туда.
- А живёшь где?
- Где придётся. Сейчас вот у кореша моего, Андрея. А так, бывало, и у себя в сторожке ночевал.
- У меня одна комната пустует. Можешь заехать.
- И по какой цене?
Не стоило пиздеть, что бесплатно.
- Я бы хотел узнать тебя получше.
Слава прищурил глаз. Он точно приехал в столицу из каких-то ебеней и жизни там понюхал, а я делал ему сомнительное предложение после четырёх часов непосредственного знакомства. Правда, у нас, паранормальных, всё это происходит не так, как у обычных людей. К тому же, я был уверен, что Карелин уже очень давно наблюдает за мной в сети, а значит, имеет обо мне плюс-минус реальное представление.
- А что, без съезда этого сделать нельзя?
Я пожал плечами. Почему бы не поиграть в игру "я не знаю, что ты умеешь"?
- Будешь всегда под рукой, это удобно.
Он немного помолчал, испытывая меня взглядом.
- Ладно. Но половина коммуналки с меня.
- Договорились.
- Ещё я могу готовить.
- Блюда из макарон?
Слава засмеялся. Конечно же, ТЕМ САМЫМ смехом.
- Не только.
В последний раз я делил с кем-то жилплощадь ещё в универе, и это было довольно мучительно. Для моего соседа. Стоило ему задумать против меня какую-нибудь пакость, как он получал недельную диарею или огромные гнойные прыщи по всей роже. После нескольких таких случаев он всё-таки сложил два и два и упросил администрацию общаги переселить его аж тремя этажами ниже - от греха подальше, так сказать. На Славу я ничего не нашлю, потому что он закрыт от меня. Придётся обходиться человеческими методами. По крайней мере, пока я не взломаю его технику.
- А давай тест? - предложил он, когда передо мной наконец поставили пирог.
- И ты туда же? - вздохнул я, с трудом отрывая взгляд от вожделенной сдобы.
- Ну не жмись!
Весёлое у нас будет семейство, можно к шаману не ходить.
- Чёрт с тобой, заказывай.
- Я слышал, ты умеешь вызывать у человека... эээ... всякие физические ощущения.
Похоже, ему понравилось то, как я "прошёлся" утром по его спине. Что ж, это нетрудно.
- Вытяни руку.
Он положил на стол правую, и я тут же накрыл её своей, чуть залезая пальцами под край рукава. Если бы посетители едальни обратили на наш угол внимание, то подумали бы, что у нас тут трогательный момент, но заслон Славы действовал отлично, и я принялся за дело. Раз он сам попросил, проблем возникнуть не должно. Я представил, как глажу эту белую кожу, изящные длинные пальцы, переворачиваю, чтобы увидеть ладошку, изучаю на ней линии... и нажимаю средним пальцем в самый центр. Только и всего. С небольшой задержкой Слава выдёрнул свою кисть из-под моей и прижал её к груди второй рукой, будто раненую. Хотя я-то знал, что он получил запрошенное совсем в другое место. Парень вытаращился на меня и возопил:
- ВИДЬМА!
Я заулыбался.
- Есть немного, да.
Логично предположить, что теперь он представлял, чего я в принципе могу учудить, если он этого когда-нибудь захочет.
- Всё ещё не против жить со мной под одной крышей?
Он отрицательно покачал головой. Я положительно кивнул и вернулся к своему десерту.

А потом спросил:
- Так что там с сырниками?
- А? - не понял Слава. - Тут вроде не подают.
- Да не, - всё же я не настолько обжора, - я про ту тарабарщину, которая на меня свалилась, когда я тебя слушал. Как там было... "Цветок, который сорвали, вскоре завянет, так и мы до поры греемся в вечном сиянии мысли, раскройся весенним лучам и, подобно бутону, осознай, что ты уже дома, и пускай этот мир населяют фантомы, весной хочется трахаться, покурив сативы, достичь сатори, а на заборе написано, что и свинья, услышав хлопок одной ладони, вряд ли продолжит искать жёлудь, раздвинь шторы - внутри тебя б-г на проводе, и во мраке дня я стал Незнайкой в Солнечном городе..."
- "А на второе я буду сырники", - закончил за меня Слава и махнул рукой. - Это заговор. Я как раз из леса приехал - и сразу к тебе на испытание: не успело выветриться.
Так вот чем он занимается. МЦ Друид выглядел виновато.
- Похоже на фристайл.
- Это он и есть. Я только так работаю. Иногда получается не очень.
Его смутило, что я подглядел его профессиональный косяк. Как мило. Я захотел отплатить ему тем же.
- Я один раз так наколдовал, что клиент устроился не в театр, как хотел, а в цирк.
- И что с ним стало? Тигры загрызли?
- Да нет, жив-цел-орёл. Поехал по стране, женился на карлице. Даже видео прислал: сидит у него на коленях жена, ножки болтаются, а он ей розу красную за ухо заправляет - я даже не знаю, что по этому поводу думать.
- Если денег назад не попросил, значит всё норм.
- У тебя, я так понимаю, бизнес не идёт.
- Я натурой беру. Кто что принесёт. Придётся тебе выделить под это дело шкааафчик.
- У меня кладовка есть. Правда, там мётлы.
- И ступа.
Ступа - это роскошь. Да и где теперь парковаться в этом городе? Мы сидели, разглядывали друг друга и улыбались. Улыбка у Славы замечательная. Какая-то немного лягушачья.
- Стало быть, в Б-га ты не веришь, - предположил он, с большой долей вероятности в голосе. Этот внезапный переход на серьёзное не застал меня врасплох: похоже, мы неплохо чувствовали ритмы друг друга.
- Нет надобности: я ЗНАЮ, что он существует. Такой себе типок. От скуки заварил чёрт знает что.
- По-твоему, Ему наплевать?
- Я тебе так скажу: не всё в порядке на небесах, с которых уходит Люцифер.
- А в чём проблема-то?
О настоящем тест-вопросе меня, конечно, не предупредили. И я ответил, не задумываясь и лишь немного нагнав лирического туману.
- Мм... В разлуке?
"Я потом тебе объясню", - хотел я добавить, но по глазам понял: Слава услышал ровно то, на что рассчитывал. То, из-за чего искал встречи со мной. Надо же... Всё это время мне хотелось его силы, и, наверное, я смог бы взять её обманом - ради высокой цели, которая, как известно, оправдывает любые средства. Но, кажется, Слава был не против поделиться ей и так. Через неделю я благополучно слился с Битвы, заявив, что получил от этого проекта все возможные плюшки. Поднявшийся в интернетах вой недвусмысленно намекнул мне на то, что со своей задачей "не выделяться" я не справился. Я бы даже расстроился по этому поводу, если бы у меня было на это время. Слава перебрался ко мне (действительно, со всем вареньем и засоленными огурцами) и уже на следующий день я не чувствовал никакой разницы между "до" и "после". Как будто он жил здесь всегда. В этой квартире или просто рядом со мной.

@темы: фанфикшн, музло, смотрю, слав, не надо!

---

youtu.be/cDfoMyH3S6E?si=Gi0NR2Ve8Dwqx8VI

Дипси

Я напился.
Впервые за долгое время.
Не то чтобы это от усталости или ещё чего такого - сам не знаю, как так получилось. Не то чтобы совсем в дрова, но всё-таки довольно прилично. После вечеринки нас с Честером закинули ко мне домой (двоих в одно место, чтобы поскорее отправиться квасить дальше), и я буквально тут же осознал, что это очень плохая идея - в тот самый момент, когда он прижался ко мне прямо в коридоре, не одолев и пяти шагов от входной двери. Окажись я в аналогичной ситуации трезвым (что так-то уже происходило), мы бы быстро утрясли всё, как это обычно у нас бывает: такой себе комплексный "обед" - максимум пользы, минимум отклонений от курса. Но я был пьян. И это серьёзно усложняло дело по двум причинам.
Во-первых, алкоголь снимал мою заинтересованность в чужих потребностях, вытаскивая из неведомых глубин собственные нужды, которые я туда натолкал с предыдущей пьянки, а во-вторых, Честеру хорошо известна эта моя особенность, и он уже давно хотел воспользоваться ей в неких "корыстных" целях (о чём я, в свою очередь, знаю потому, что у него на лице всё написано). Парень он очень упрямый. Почти такой же упрямый, как я. И вероятность того, что он упустит этот редкий случай нужного градуса в моей крови, решительно стремилась к нулю. Пустив в ход все свои чары, он втянул меня в бурные трения по пути в сторону комнаты с большой кроватью, и какую-то часть этого пути я ещё пытался срочно изобрести план Б и выставить Беннингтона на улицу, пока мои мысли, словно замок из песка, не сдались под натиском яростного солнечного света и не рассыпались в прах. Ах да... Это Честер меня поцеловал.
Как-то сразу с замахом - надрывно, влажно, отнюдь не напрашиваясь на драку, но словно умоляя о чём-то невыразимом. Да, я прекрасно знал, что ему не секс от меня был нужен. Вернее, не только он. И не столько он. Но мы как-то старались обходить стороной всё то, что может привести нас неизвестно куда. Ладно, это я был тем, кто сдерживал наше общение - Честеру такое вообще не свойственно: он ест, пока не наестся, играет в мяч, пока не потянет себе чего-нибудь, слушает музыку, пока она не исчерпает его настроение. Тем удивительнее - при всех исходных - была та осторожность, с которой он предлагал мне взять дальнейшую инициативу на себя. Трогательнее. То, что он всё ещё БОЯЛСЯ быть мною отвергнутым, в итоге и не позволило мне этого сделать.
И вот оно, утро. Я сижу - только что из душа - на полу подле кровати и листаю свой дежурный блокнот: он всегда лежит на тумбочке в ожидании моих полусознательных откровений, притащенных из мира бредней и снов - Честеру не стоит это видеть. Да он и не интересуется (во всяком случае пока что): лежит себе неподалёку в экзотической позе на боку, простыня едва там что-то прикрывает, он собирает рукой складочки ткани и снова разглаживает её. Грустный. Я чувствую это так же отчётливо, как накануне чувствовал его пугливую страсть, когда, вылизав его рот, я решил, что таким же образом хочу пройтись и по всему остальному, что у него там есть.
- Эй, эй, Майки...
- Вот молчи уже теперь.
Молчать он, конечно, не стал. Хотя членораздельной речью назвать это тоже было нельзя. Каждый раз, приходя в восторг от того, как Честер - в студии ли, на концерте ли - умеет импровизировать (с успехом 50 на 50, но какие это успешные 50!), я думал: что обеспечивает ему пространство для манёвра? Я снова и снова проигрывал сэмплы с его голосом, доводя себя до безумия тем, что не в состоянии насытиться этой красотой. Неужели Честера это не пугает? Или я так хорошо маскируюсь?
Я листаю страницы блокнота и вспоминаю, как матово ложился ночной свет на его кожу, как за окном, где-то вдалеке, шумело шоссе, как чудовищно тесно мне было в своём собственном теле... С тех пор, как я встретил Беннингтона, мне о многом хочется с ним говорить, но пока что получается только плодить чёртовы песни. А если кончатся песни, то будет ли это означать, что я наконец-то счастлив? Вопросы, вопросы... Они будто цепочка муравьёв, шествующая в свой огромный муравейник из вопросов. Её обрывает украшенная синим пламенем рука, потянувшая меня за футболку.
- А мы теперь всегда будем целоваться или только по праздникам? - довольно буднично интересуется Честер, продолжая жамкать и без того мятую ткань. Я немного промахнулся в своих ставках на то количество минут, что он продержится, прежде чем поднимет эту тему.
- Что, так понравилось?
- А тебе нет?
Изначально мы договаривались с ним об "особой дружеской поддержке в турах", но это незаметно распространилось и на студийное время, и на каникулы, и даже на перевалочные дни между небольшими этапами. Постепенно Честер залез и ко мне в штаны, с каждым новым сезоном мы позволяли себе всё больше, пробовали что-то ещё, как-то по-другому. А потом у него случился особенно паршивый день, и он приехал ко мне просто посидеть, уткнувшись носом в ворот моей толстовки. Он успел только с шумом, измученно вдохнуть, заполняя свои лёгкие моим запахом, а я уже знал, что до нашего первого секса остались считанные часы. Мы не обсуждали это, но, даже начав спать друг с другом, никто из нас ни разу не пытался организовать что-нибудь вроде поцелуя. Я с сожалением вздыхаю:
- Давно пора было. Чего столько тянули?
- Это ты меня спрашиваешь? - Боковым зрением я замечаю, как на меня сверкнули тёмными несчастными глазами. - Дело-то, конечно, такое... Интимное!
- Интимнее секса, ты хочешь сказать?
- Секс - это зачастую как пожрать.
- Насущный вопрос.
- Да. А вот целоваться просто так не полезешь. Тут чувства нужны.
Чувства... Какие именно? Если спросить меня, какие чувства я испытываю к Честеру, я не найдусь с ответом. Их слишком много. Потянешь за одно - вытянешь ещё десяток. И какие из них предполагают физическое притяжение? Честер, например, очень тактильный: он любит, когда я его трогаю, хотя так было не всегда. Для него это что-то вроде подтверждения собственной нужности. Я как-то даже провёл эксперимент: неделю всеми правдами и неправдами избегал прикосновений - и реакция была такой быстрой и печальной, что напрочь отбила всякое любопытство в эту сторону. Со временем я, конечно, только пуще убедился в том, что моё присутствие рядом влияет на Честера благотворно: он стал спокойнее, увереннее в себе, даже веселей. Собственно, на это я и рассчитывал, когда соглашался на предложенную им "приватную" авантюру. Что же до меня, то я мог бы обойтись и без всего этого животного обмена. Мне не суть важно, кем именно быть для Честера. Другое дело, НАСКОЛЬКО быть для него этим КЕМ-ТО. Если Беннингтон выходит из себя в отсутствие плотного внимания с моей стороны, то я - просто оттого, что не вижу его, не знаю, где он, в порядке ли. Какие мои чувства вылились на Честера этой ночью, и чем он каждый раз задевает этот переполненный котёл?
- Даже не представляю, как я мог бы заниматься сексом с тем, кого не хотел бы поцеловать.
Отмечая все эти косвенные признания (после вчерашних-то, ха!), я не могу сдержать тихой улыбки и ощущаю себя ласточкой, низко летящей над водой. Честер может взорваться совершенно внезапно. И по большей части я к этому даже привык, но и теперь случается подскочить на месте от его воплей.
- Да ты, Майк, вообще чучело какое-то! Чего вот ты морозишься, если тебе сразу всё известно? Сколько я всего себе надумал за один этот долбаный год, а дело-то в чём??
Знаю я, чего он там надумал, не надо быть семи пядей во лбу. Что это я из доброты душевной с ним вожусь от рассвета до заката (а иногда и сверхурочно после). Или что интересы группы застили мне всё на свете, в том числе и традиционные взгляды, которые он наверняка мне приписывает. Или что уж лучше я, чем какой-нибудь левый мужик на свежевыстиранных домашних простынях. У Честера отменная интуиция, но его мыслительный процесс немедленно идёт под откос, стоит на путях объявиться преследующему его с детства чувству вины за то, что он вообще существует - самому иррациональному, что только в нём есть. Не уверен, что эта вина не действует и на меня тоже. К сожалению, мы делимся с близкими не только хорошим. Почему-то я решил не давать Честеру никакого трудного выбора, решил сделать этот выбор за него. А всё, что ОН ИСПЫТАЕТ в результате МОЕГО решения, я посчитаю сопутствующим ущербом. Это ничего, если в главном он останется невредим. Так ведь?
Стоит этой мысли оформиться, как она встаёт у меня поперёк горла. Я смотрю на лист с наскоро записанным откровенным текстом, своей простотой подозрительно напоминающим тексты Беннингтона, и не могу поверить, что судьба вручила этого искреннего человека такому идиоту, как я. Был ли вообще смысл в моих потугах удержаться в узеньком просвете между тем, чтобы ранить Честера так, и тем, чтобы ранить его эдак?
- Дай сюда! Чего ты там всё мусолишь? - разозлившись на моё молчание, Честер выбрасывается вперёд ягуаром и хватает из моих рук блокнот. Ретируется, но не настолько, чтобы я при желании не мог его тут же достать. Желания такого я не испытываю, отчасти потому, что мои попытки вернуть похищенное имущество выглядели бы слишком мелодраматично - на первом году колледжа я бы ещё такое провернул, но не теперь.
Простыня совсем с него слетела... Но Честера такие мелочи не смущают. Выяснять отношения, когда на тебе ничего, кроме деревянных бусиков на запястье (что я купил ему в Мехико) - это настолько в его стиле, что давно уже не действует на нервы. Когда нам выпадает пара свободных дней, и он остаётся на ночь, на следующее утро я всегда наблюдаю, как он ходит по моему дому голышом, впихиваясь хотя бы в трусы только после того, как я заявлю, что в нынешнем виде завтрака он не получит. Прекрасный вид, должен сказать, и мы вместе удивляемся моему ханжеству: он - вслух, я - про себя. "Какой же ты японец, если теряешь аппетит от моих неприкрытых прелестей?" Я готовлю на завтрак какую-нибудь кашу, режу фрукты, поджариваю пару яиц, варю кофе. Мне спокойно и хорошо, как ни в какие другие моменты моей жизни. Не слишком ли это много, чтобы не позволять этому случаться чаще? Я наполняю умозрительные чаши весов тем и этим, посматриваю, как Честер читает мою белиберду, написанную крупными округлыми буквами, переворачивает блокнот - но на той стороне только очередная зубастая рожица с ножками. Его рука, удерживающая сомнительное чтиво, устало валится на постель.
- Я боюсь... - Я слышу свой голос, разрезавший ненадолго установившуюся тишину, как нечто, к чему я не имею никакого отношения, что я вообще никак не контролирую. - Я боюсь, что если ты обо всём узнаешь, то сбежишь от меня. - Честер от одного только разворота впал в кататонию, а ведь я почти добил этот блокнот. Который вскоре отправится к своим собратьям в пыльную коробку, что стоит в кладовке вместе со швабрами и прочим хозяйственным скарбом (от греха подальше). - А ещё больше боюсь, что если не сбежишь, то я построю вокруг тебя клетку.
"Потому что я тебя обожаю", - продолжает кто-то у меня внутри. "Потому что хочу, чтобы ты был рядом со мной до конца моих дней". Этот кто-то заставляет меня наконец поднять голову и встретиться взглядом со своим другом. "Ну? Как тебе такое?" - должно быть, видит он на моём лице. "Ну ты, блин, даёшь, твою мать!" - должно быть, вижу я на его. Честер почти не тратит время на то, чтобы прикинуть, как ему лучше ответить на эпохальную растерянность человека, который всю дорогу строит из себя невесть что.
- А ты вот помнишь, какой в прошлом месяце я устроил скандал?
- Который из них, детка?
- Ну, насчёт WOW song.
- Аа... Как такое забыть?
- Мы записали невероятный материал, а вы с Ханом так напичкали его своими свистелками и перделками, что от изначального драйва не осталось и следа!
"Это выйдет в свет только через мой труп!" - орал Честер, тыкая пальцем поочерёдно в меня и Джозефа. "Положите шедевр, откуда взяли, ироды!" Мистер Хан слился сразу же: он ненавидит истерики Честера. А я продержался до вечера, в конце концов успокоив дебошира скреплённым пивом в присутствии свидетелей обещанием, что мы выпустим эту песню лайвом.
- Только не начинай заново, - умоляю я и давлю непрошеный смех.
- Я к тому, - вслед за мной и Честер стоически не ржёт, - что я всегда подстрахую тебя от какой-нибудь хераборы, вроде этой. И в музыке, и вообще. Не надо тащить всё на себе. Я же не инвалид у тебя на попечении, мы равноправные партнёры.
Едва ли Честер в достаточном мере осознаёт, чем ему грозит слишком близкое общение со мной (я и сам не особо в курсе), и никакие мои предупреждения тут не помогут. Просто потому, что дав своё согласие однажды, он сразу принимает всё: и то, что ему уже известно, и то, о чём ещё только предстоит узнать. С одной стороны, глупо пускаться во все тяжкие, полагаясь только на то, что тебе хватит сил и верности, а с другой... если просчитывать всё до конца (кабы такое было возможно), то никогда ни за одно дело не возьмёшься. Я ведь прекрасно понимаю, что нахожусь там, где нахожусь, во многом благодаря тому, что Честера не остановишь отсутствием рентабельного плана, и в критические моменты я просто шёл за ним сквозь туман - до тех пор, пока не начинали проступать хоть какие-то фактуры, с которыми уже можно было работать. Так у нас сложилось в Linkin park, хотя внутри коллектива гораздо проще положиться на ту смелость, которой мне самому не достаёт. В случае же, когда нас только двое, риск устроить катастрофу значительно возрастает. Насколько хуже этой неизвестности тот вариант, когда, недооценивая Честера, я сам вырою ему могилу и залезу в неё вместе с ним? Я пожимаю плечами, не представляя, чему именно сейчас дам ход:
- Что ж, тогда нам остаётся только пожениться, съехаться в один дом и завести собаку - всё просто.
Честер глядит на меня не мигая. Так с суши ощущается надвигающийся на неё с моря ураган.
- У Роба есть щенки.
- Погоди, погоди...
- Пять штук! Два чёрненьких и три всяких разных. Один с абсолютно круглым рыжим пятном на пузе, ты представляешь?? Он тебе понравится!
- Ну куда нам сейчас щенка, нас дома-то не бывает!
- Так у твоей соседки Надин двенадцать псов, она и приглядит, если что.
- Пойдём лучше позавтракаем...
- Ну, Майк!
Я поднимаюсь на ноги и, обогнув кровать, выметаюсь в коридор.
- Мааайк!
Иду себе по коридору.
- Я не понял, ты будешь теперь меня целовать или как??
Останавливаюсь. Прикрываю рукой широченную улыбку на своём лице. Господи... Пытаюсь удержать это невыносимое нечто, что люди называют так просто - радостью. Продолжаю движение и ору за спину:
- Тащи свою одетую задницу на кухню - и узнаешь!

@темы: фанфикшн, музло, лп

---

Flavor!

- Нет, это тебе не подойдёт, - говорит он, отстраняясь от блоттера, который я сунул ему под нос.
- А мне вроде понравилось, - я смотрю на квадратный флакон в своей правой руке, пытаясь решить, есть ли у меня желание воевать за то, чтобы купить именно его.
- А ну поставь на место, кому сказал! - уже что-то учуяв, рявкает мой вокалист, пресекая тем самым все дальнейшие возражения, которые я могу генерировать тоннами, чтобы поизводить его... ну, когда есть такое настроение, конечно. Теперь я только пожимаю плечами и ставлю склянку обратно на полку.
- Ладно, тогда найди мне что-нибудь сам.
Обонятельные способности Честера прекрасно вписывались в его общую чувствительность. Быть им значило испытывать сострадание ко всему живому, реагировать на фальшь даже в микроскопических дозах, очень вкусно готовить из всегда разного набора того, что завалялось в холодильнике, приходить ко мне в номер после концерта, чтобы погладиться и... Да, я мог бы сейчас включить упрямство и проявить свои хозяйские замашки, но, по правде говоря, мне и самому не хотелось пахнуть чем-то, что Честеру не нравится. Если это отпугнёт его, то он уже не будет так часто отираться вокруг меня, а я к этому очень привык и отвыкать не собирался. Плюс, я был уверен, что его выбор придётся по душе и мне. У нас всегда так.
- А!.. А-АПЧХИ!
Точно.
Вот уже минут пятнадцать он лазает по всем рядам с парфюмерией, пока я, застряв у стенда с арабскими маслами, переглядываюсь с персоналом: девушка за кассой уже точно решила, что мы парочка - поймав её взгляд, я улыбаюсь, и она тут же вспыхивает, как помидор. Каждый раз одно и то же. Джо говорит, это потому, что мы держимся слишком тесно, едим из одной тарелки, иногда даже одним прибором, меняемся одеждой и ворчим друг на друга, как итальянские пенсионеры, отметившие полвека, проведённого бок о бок. К сожалению, я не могу сказать, насколько это заметно со стороны: то, что я не представляю своей жизни без одного известного горлопана.
- Майк! Мааайк! Иди сюда! - орёт он самый, и все свободные индивиды в зале оборачиваются ко мне. Я виновато дефилирую по рядам в примерном направлении воплей и нахожу своё чудо меж стеллажей: он сидит на кортах и помахивает блоттером, словно веером. Внушительная кучка точно таких же белых полосок лежит на полу рядом с ним - этот парень ничего не делает в полсилы. Он поднимает на меня свои грустные глаза, и по мере того, как его рот расползается в счастливой улыбке, они начинают искриться, напрочь преображаясь. - Кажется, я нашёл кое-что интересное!
Мне уже не надо никакого парфюма, я просто хочу, чтобы он смотрел на меня так целую вечность. Вечность... Звучит слишком скучно для такого подвижного существа, как Честер. Он встаёт и, сделав пару шагов, оттягивает мне ворот толстовки, чтобы пшикнуть прямо на кожу из зажатого в левой руке флакона. Попадает куда-то в ямку над ключицей. Сначала духами, а потом своим длинным носом. Я стою. В красках представляю, в каком ракурсе нас сейчас лицезреют обитатели кассовой зоны, пока Честер тестирует продукт на непосредственном потребителе.
- Запах как будто тяжёлый и густой, - он делает вдох, - но в то же время тёплый и обтекаемый. - Выыыыдох. - Есть в нём что-то непостоянное, хрупкое... и эта нота будет раскрываться в самую последнюю очередь.
Я понимаю, что он не случайно касается моей разгорячённой кожи своим прохладным носом. Не случайно выдыхает через рот, продолжая тянуть ворот мешающей ему толстовки. Скорее всего, с некоторого расстояния и под определённым углом всё это выглядит так, будто он вылизывает мою шею. Не то, чтобы это сильно отличалось от сути происходящего, но... Стыдоба-то какая! Не пойду с ним больше по магазинам! За плавками точно не пойду...
Наконец нанюхавшись духов (или меня?), он круто оборачивается в сторону продавцов:
- А можно нам этот??
И машет им пузырьком, обезоруживая своим детским дружелюбием, хотя беднягам уже и без того досталось впечатлений. Парень, что стоял ближе остальных, поспешил нам на помощь.
- Сколько вы хотите миллилитров?
- Побольше!
- Могу предложить 50.
Пока мы идём к кассе, я интересуюсь у Честера, зачем это нам "побольше".
- Тебе сразу ведро надо. Учитывая, как часто ты стираешь одежду. И сам стираешься.
- А что плохого в чистоплотности?
- Ничегооо.
- Колись, паразит, чем ты опять недоволен?
- Просто я считаю, что этот парфюм максимально раскроется, только если ты хорошенечко попотеешь.
В этот момент мы уже готовы к оплате покупки, и девушка, которой я недавно улыбнулся и которая, конечно же, слышала всё до последнего слова, снова краснеет. Я смотрю на неё. Она смотрит на меня. Магазин заливает малиновым закатом до самого потолка. Это к дождю.

@темы: фанфикшн, лп

---

Если тебе нужен мужчина

- Чел, ты на нём щас дыру сделаешь, - делится ценным наблюдением Брэд поверх своей кружки с пивом.
- Да он же лапает его при всём честном народе! - отвечает ему Майк и опрокидывает в себя третий сладкий шот.
В самом разгаре американского тура у группы Linkin park случилось внезапное окно и, соответственно, вечеринка по этому поводу - только для своих. Но, как обычно это бывает, "только свои" понатащили с собой не пойми кого по акции 1+3 - и вот он результат.
- Во-первых, тут темно. А во-вторых, всем похер.
- Темно? Вот я, например, отчётливо вижу, как он клешню свою ему за пояс засунул.
- Да в первый раз, что ли? Чего ты взъелся?
- Он бы его ещё за зад схватил...
- Ты скажи спасибо, что твой стриптизёр торсом не сверкает, а как приличный - в рубашечке. Застёгнутой, между прочим, на все пуговки!
- Нет, ты посмотри, этот упырь ему уже в карман полез!
- Зря ты туда мышеловку не положил.
Шинода не может сказать, когда его начало это раздражать. Возможно, это раздражало его всегда. Он с тоской вспоминает те времена, когда Честер во всех отношениях был нелепым ежом и к нему без смертельной нужды никто не совался. А теперь глядите-ка: расцвёл, приоделся, татуировок наделал - от праздношатающихся отбоя не стало.
- Куда там класть? Задница-то еле помещается.
- По-моему, ты просто ревнуешь.
- Я не ревную, я беспокоюсь. Честер совсем не разбирается в людях, рано или поздно его кто-нибудь обидит.
- Да уж, обидишь его...
- Ещё как!
- Ладно-ладно! - Дэлсон демонстрирует другу обе ладони, не выказывая ни малейшего желания спорить на эту тему. - Только какой смысл сидеть тут и бубнеть? Давно бы уже предложил свою кандидатуру.
Майк резко оборачивается к гитаристу и прищуривает глаза.
- А что? Вы всё равно в одном номере всегда селитесь - далеко ходить не придётся.
Шинода даже не пытается воспринять это как шутку и, уже прикидывая что-то в уме, переводит взгляд на парочку у барной стойки. Честер выбирает мужчин высоких, плечистых, каких-то выдержанных, что ли. Явно не геев - и тем удивительнее, что никто ему не отказывает. А Майк вот ростом не вышел. И уши у него торчат. И вообще...
- Ты совершенно зря комплексуешь, - тут же замечает Брэд, знающий эмси как облупленного и видевший эти поползшие друг к другу брови не одну сотню раз. - Вот Роб считает...
- Роб??
- А чего ты удивляешься? Он имеет собственное мнение по любому вопросу. Так вот он считает, что тебе стоит только протянуть руку...
- Я даже больше тебе скажу, - вдруг материализуется Роб из тёмного угла дивана. - Честер шляется по мужикам единственно потому, что ты не уделяешь ему достаточно внимания.
А Майк никогда и не смотрел на своего вокалиста с этого ракурса. Ему нравилось приносить ему вкусняшки, ворчать, если он легко оделся или поздно лёг спать, говорить ему комплименты, когда он молодец, и поддерживать, когда ничего не получается - работать с ним, заботиться о нём, ощущать его рядом. Да, никому другому Майк не позволял в таком количестве нарушать своё личное пространство - что есть, то есть. Он не только не прогонял Честера от себя, но и сам при любом удобном случае клал на него руку, даря какую-нибудь незатейливую ласку. Но секс был здесь совершенно ни при чём.
Майк считал Честера красивым, любовался им, с радостью старшего брата наблюдал, как он хорошеет, обретая уверенность в себе. Но он ни разу не замечал за собой желания залезть к нему в штаны, и насколько это странно - при всех исходных, - Майк точно не знал. Ему и в колледже, в самый разгул гормонов, если кто и нравился, то из каких-то иных соображений. Тогда он думал, что его либидо просто дремлет - в ожидании человека, от которого сорвало бы крышу. И вот теперь, когда, похоже, ВСТАЛ ВОПРОС, у него не имелось никакого подходящего опыта. Что, если он сделает что-нибудь не так? Стыда-то будет... С другой стороны, это же его Честер - неужели он не разберётся?
- А с какой стати он должен? - возмущается мистер Хан с соседнего столика, уже явно расправившись со своей порцией острых рёбрышек, иначе бы не встревал в разговор. - Чего вы ему тут насоветовали, негодяи?
- А с такой, дорогой мой Джозеф, - вещает барабанщик, угрожающе свесившись в ту сторону, - что я желаю нашей замечательной группе долгих и плодотворных лет жизни. В отличие от тебя.
- Да что я-то сделал??
- Хорошую мину при плохой игре. Будто я не вижу, как ты Честу сверлишь глазёнками своими раскосыми, когда он отирается возле Майка дольше двух минут.
- Отирается... ВИСНЕТ НА НЁМ КАК МАРТЫШКА НА ТУРИСТЕ!
- Майк, не обращай на него внимания. Будет плохо себя вести - я приму меры.
Брэд смеётся:
- Я бы на твоём месте не рисковал, Джо.
- Да пошли вы все к чёрту. Не плачьтесь потом, когда Беннингтон что-нибудь вытворит. Говорю вам, это плохо кончится и мы пойдём побираться на перекрёсток.
Диджей ещё какое-то время расписывает прелести бездомной жизни, которая их ждёт, если они обзаведутся счастливой четой вокалистов, но на него уже все забили.
- Давай, Майки, допивай свою бурду и иди вызволяй сахарочка, - Роб наливает водки себе, а потом ещё и Брэду: ну, чтоб пиво не на ветер.
- Что-то я даже не знаю...
- Проконсультирую по любому вопросу. Почти бесплатно! - и салютует лидеру полным стопарём.
Майк в недоумении переводит взгляд с Бурдона на Дэлсона, а тот только плечами пожимает. Он явно знает что-то такое, чего не знает Шинода. "Как будто в старшую школу вернулся", - думает он и поднимается, поправляя на себе невзрачную футболку. Проверяет, на месте ли кепка. Зачем-то лезет в задний карман своих шаровар и обнаруживает там квадратик с презервативом. "Блять!" - выругивается он про себя, достаёт резинку и швыряет её в гитариста, вместе с молнией из глаз. Контрабанда отскакивает от пышной копны кудрявых волос и падает прямо в кружку.
- Ну ты зараза, - комментирует Брэд, таращась на своё недопитое пиво с плавающим в нём гондоном.
- Маловат, наверное, - хрюкает Роб и, дабы подбодрить соседа, пихает его плечом.
Эмси обещает себе убить их обоих - с особой жестокостью, но чуть позже. А пока он быстро глотает оставшиеся два шота и отправляется проверять коллективные выводы.
Не то, чтобы он не замечал, как Честер льнёт к нему, ищет его общества, но Майку всегда казалось, что это привязанность иного порядка, когда критически важно не обмануть чужого доверия. Он не знал, как бы всё сложилось, прояви Честер более однозначный интерес - Майк вообще очень плохо себя знал. Что-то, чему он не мог дать никакого объяснения, заставляло его быть осторожным, словно он - ящик Пандоры, а Честер - ключ от этого ящика. Иногда то, что происходило между ними на звуковой дорожке или на сцене, по-настоящему пугало его. Иногда Майк был уверен, что Честер слишком невозможный, чтобы взаправду существовать в его жизни.
Но кое в чём эти два бандита были правы. Если Честеру нужен мужчина, то пусть лучше это будет Майк, чем какой-то рандомный пижон с улицы, который не принесёт с собой ничего, кроме очередной порции разочарования: по большому счёту, всем им наплевать, что для каждого Честер оторвёт от себя кусок. Шинода преодолевает расстояние в несколько шагов - от столика в углу до бара в центре зала - и утешает себя тем, что пока он руководствуется исключительно потребностями другого человека, всё будет в порядке. Ему нечего бояться. Это можно держать под контролем.


The shadow is warm inside

Майк ненавидит болеть. НЕ-НА-ВИ-ДИТ. Он до последнего будет делать вид, что он ещё очень даже ничего, отнекиваться и отбрыкиваться от всех попыток сослать его на больничный - вплоть до того момента, пока сам не свалится в кровать без всяких надежд на дальнейшее поддержание имиджа. Хотя упрямства максимально не беспокоить кого-то своим состоянием у него хватит даже тогда. Ну, если этот "кто-то" не Честер Беннингтон, конечно, который прекрасно беспокоится сам и никто ему не указ.
И вот Майк лежит, завёрнутый в кулёк, и никак не может унять дрожь. Некоторое время назад Честер напичкал его лекарствами, замотал в одеяла и даже шапку свою одел. Специально нашёл самую дурацкую, а Майку стал заливать, что теплее этой шапки ничего на свете нет. Теперь вот смотрит на результат своих трудов и очень старается не заржать. В любом другом случае Шинода бы с этой невинной шалости только умилился, но сейчас ему просто...
- Х-холодно, - в кои-то веки жалуется он. И, видать, настолько искренне, что выражение лица Честера тут же меняется.
- Это из-за температуры, - объясняет он другу, словно тот - маленький ребёнок. - Сейчас лекарство подействует и будет полегче, - а в глазах уже повсюду плещется сострадание невероятной красоты. - Или... Хочешь, я полежу с тобой?
"Хочу", - незамедлительно думает Майк. Едва ли это хоть как-то поможет ситуации, зато приятно. А если ещё раздеться и залезть под одно одеяло... "Интересно, как далеко он меня пошлёт, если я это озвучу? А если не пошлёт?" Если и не пошлёт, то так он точно на Честера своим гриппом надышит. По-хорошему, его бы вообще из комнаты выгнать, но Майк не может этого сделать.
- Посиди там, - просит он, имея в виду то место в ногах кровати, куда Честер плюхнулся на пол. - Немного...
Тот кивает и какое-то время, и правда, сидит смирно. Шинода даже успевает помечтать, как делает своему вокалисту непристойное предложение и не получает за это по морде. Не, Честер больного бить не будет. Так, может, этим стоит воспользоваться? Авось и перепадёт чего. Ах, какой соблазн!
Из раздумий его вырывает неожиданное прикосновение. Это Беннингтон, размотав кулёк со своей стороны, залез рукой внутрь и нашёл чужую пятку. Когда на вторжение обратили внимание, он принимается щекотать ступню прямо через носок, прекрасно зная, что Майк этого не выносит.
Тот мычит и слабо дёргает ногой. Честер тихо смеётся. В продолжение своего предприятия он продвигается дальше, задирая штанину, и гладит голень - водит по ней, вверх-внииииз, вверх-внииииз. Ему хочется провести пальцами и под коленом, но он не делает этого, считая уже лишним в данных обстоятельствах.
Шинода не понимает, что происходит, но наслаждается этой странной лаской. Вот, и палиться со своими голыми обнимашками не пришлось! Честер, наверное, так жалеет его - никакого другого мотива эмси заподозрить не решается. И то ли лекарство наконец подействовало, то ли это пламя с руки Честера поделилось своим теплом, но Майк вдруг замечает, что его больше не знобит.
А ещё нещадно клонит в сон. Монотонность и ритмичность движений Честера действуют как колыбельная.
И если первому Майкл рад, то второму он сопротивляется, медленно смаргивая наваливающуюся темноту. Глядит на друга и вспоминает, как час назад он с воплями выгонял ребят, которые пришли навестить больного, и, кажется, обидел Брэда. Видел бы сейчас Дэлсон этого дебошира - простил бы сразу за всё на сто лет вперёд.
Шинода пытается улыбнуться, но, похоже, ослабел настолько, что не может даже этого.
- Честер, - зовёт он, сам себя едва слыша.
- Да, Майк? - в той же тональности откликается тот, кого звали, и поднимает взгляд. Там от недавнего озорства не осталось и следа - на Майка пристально глядит неизбывная обида на весь бесконечный мир: она всегда наблюдает за происходящим из глубины этих добрых, карих глаз, но иногда её совсем ничто не заслоняет. Под этим серьёзным взором Майк забывает, что хотел сказать изначально, и вдруг понимает совсем другое: у него тоже есть что-то, что не закончится никогда. Для этого человека.
- Я так тебя люблю, - говорит он совершенно будничным голосом, каким зовёт Честера пить кофе или сообщает ему прогноз погоды на неделю: опять жарко. Майк произносит это и, словно выполнив свой максимум на сегодня, закрывает глаза, тут же соскальзывая в спасительный сон. Он не слышит, что Честер ему ответил, как поправил все его одеяла, поднялся на ноги и вышел из комнаты.


Фильм, а не тизер!

[Слава, приходи в гости в воскресенье!]
[Нет.]
[Ну приходи! Я тебе борщааа сварю~]
[Я ещё предыдущими котлетами сыт.]
[Ну я же извинился, ну чего ты всё дуешься ((]

В очередной раз Мирон заманил к себе Славика обещанием домашних котлет, но стоило Карелину переступить порог квартиры, как на него тут же набросились, и очнулся он уже глубоко за полночь - голодный и обманутый. А виновник всей этой ситуации дрых себе, счастливый, на соседней подушке и горя не знал.

[Вы бы, Мирон Янович, к врачу сходили. Ваши потребности в сексе уже напоминают обсессивно-компульсивное расстройство.]

Фёдоров считал, что он просто любвеобильный, а Славе нравится пококетничать. Да, разогревалась надежда грайма, конечно, долго, но зато ехала быстро. Чисто по-русски - у Мирона дух захватывало. Один раз он попробовал сократить все их ритуалы и приготовления (знал уже незаконные тропы), так потом сам рад не был - и никогда больше такое не повторял. Слава был нежным и заботливым партнёром - по крайней мере, первые минут сорок. А потом Мирона просто ставили на карачки и драли так, что звёзды из глаз сыпались. Уж ради такого можно и потискаться часок-другой, тем более, что фантазия у Карелина была своеобразная: каждый раз что-то новенькое. Янович потерял своё умение краснеть классе, кажется, в 9-м - и вот, спустя семнадцать лет, он снова его приобрёл. Ура.

[Это всё потому, что я очень тебя люблю.]
[Хуй ты мой любишь, а не меня!]

Вот это неправда: у Славки не только хуй классный, у него ещё красивые ноги, мягонькие бочка, пальцы на руках (достают куда надо), шелковистая чёлка (после шампуня для собак), мочки ушей (очень вкусные)... Мирон мог бы долго перечислять, но ему казалось, что он вполне обозначает свой восторг - трогая, облизывая и покусывая всё упомянутое и подразумевавшееся.

[Так, просто скажи мне, чего ты хочешь.]
[Чтобы ты меньше пиздел!]

Янович, и правда, собирался тогда готовить чёртовы котлеты, но задержался в студии, потом курьер с продуктами куда-то проебался, а тут уже Славик на пороге, пахнет как куст сирени, а Мирон его три дня не нюхал - мозги-то и отключились...

[Хорошо, котлетный долг будет выплачен - слово мужика.]
[Да уж, не баттл-эмси! А... эклеры?? Рыбный салат?? Макарошки по-флотски??]
[Ты не лопнешь, деточка?))]
[С ТАКИМ КАК ТЫ ПРОВЕРИТЬ ЭТО НЕ ПОЛУЧИТСЯ!]
[НЕ ОРИ Я ВСЁ СДЕЛАЮ ПРИДЁШЬ ТЫ ИЛИ НЕТ?!!]

Если Слава будет так расстраиваться, то очень скоро Фёдоров останется без самого лучшего мужика на всём проклятом белом свете. Этого нельзя было допустить. Как же повезло, что родителям не было до Мирона никакого дела и он ещё в детстве научился готовить как боженька, а его милый Славик, в свою очередь, так падок на всякую еду. Главное, взять теперь себя в руки и... Нет, не надо себя: в позапрошлый раз это обернулось катастрофой. Взять в руки поварёшку и!..

[Приду :3]

Мирон выдыхает, кидает напоследок ворох сердечек (и куриных ножек), закрывает переписку и лезет в приложение доставки, чтобы сделать очень большой заказ.


Burn it, down

День с самого утра не задался. Сначала Честеру приспичило подрочить два раза вместо одного, потом он целую вечность доставал закатившуюся под ванну ушную затычку, далее ему не долили кофе в любимой кафешке, а пока он выезжал после всего этого на дорогу, ему под колёса, конечно же, бросилась собачонка, настолько маленькая, что её совершенно невозможно заметить, но зато с очень скандальной мадам на поводке.
Подходя к дому Майка, Честер думал, что его мытарства на сегодня закончены, так как рядом с Шинодой любая разрушительная аура серьёзно ослабевает, но тут Майк открывает дверь и оказывается, что... он постригся. Он в клетчаткой рубашке! Беннингтон прищуривает глаза.
- Привет! Ты опоздал, - бодро сообщает хозяин дома, уже смирившийся с тем, что этот человек на пороге вечно нарушает его планы. Он разворачивается и уходит в сторону кухни, совершенно не церемонясь с самым частым своим гостем. - Хочешь кофе или ещё чего? - интересуется он уже оттуда.
- Минералочки, - мрачно заказывает Честер, проследовав за другом, и пока тот роется в холодильнике, сверлит его осуждающим взглядом. Майк ничего не замечает. А ведь раньше он бы уже задал тысячу вопросов: что у Честера опять случилось, не болит ли у него чего, как он спал, съел ли он что-нибудь на завтрак и насколько свежим это было... Теперь он только подаёт ему стакан с водой и улыбается. Как дебил. В этой уродской рубашке. Беннингтон забирает стакан и молниеносно соображает с ним несчастный случай, чтобы облить содержимым бестолкового Шиноду.
- Честер, ну ёб твою мать! - вопит он, отскакивая в сторону и тщетно отряхиваясь: фланелевая ткань намокает очень быстро. Под чужие фальшивые извинения и собственный бубнёж Майк снимает рубашку и остаётся в простой чёрной футболке. "Вот же капуста" - думает Честер, наблюдая, как эмси аккуратно развешивает этот клетчатый кошмар на спинке стула, чтобы просох. Нет, Беннингтон и сам носил похожие, но он-то в них смотрелся нормально.
- Ну и что ты сделал с волосами?
- А?
Ещё неделю назад у Честера был его собственный кун, милый и какой-то загадочно-меланхоличный, а теперь его место занял этот зализанный террорист с дурным вкусом в одежде.
- Чем тебе насолил твой азиатский хаер, спрашиваю?
Пока Майк соображает, что это за наезд такой и как на него отвечать, у него в кармане запиликал телефон.
- Ах ты чёрт, совсем забыл! - Шинода достаёт гаджет и быстро мажет по нему пальцем. - Чез, подожди меня минут сорок.
- Конечно-конечно!
Майк снова пропускает мимо ушей этот угрожающе-саркастичный тон и бежит в гостиную, потом на второй этаж, снова заглядывает в кухню.
- Иди вон телевизор посмотри.
- Без тебя разберусь.
"Чего я там в телевизоре не видел?" - думает Честер, допивая водичку: в стакане оставалась пара глотков. И этого времени ему вполне хватает, чтобы найти себе занятие поинтересней.
Как только входная дверь захлопывается с той стороны, Беннингтон стекает с высокого табурета, хватает с соседнего стула рубашку и идёт в хозяйскую спальню, сразу залезая в платяной шкаф.
- Баа, сколько ж он их натащил!
Оценив объём работы, Честер быстро сдёргивает с плечиков все имеющиеся в наличии клетчатые шмотки и одну за другой швыряет их на кровать - к самой первой.
- Шестнадцать! - вскидывает он руки, набросав вскоре неплохую такую кучу. - Капец мужик рехнулся. Это ж сколько денег... Ну, Честер дал - Честер взял.
Кое-как собрав всё это в охапку, он тащит свою добычу вниз, а потом и во двор. Разжившись в гараже повидавшим виды тазом, Беннингтон складывает в него не заслуживающие ничего большего рубашки и, сдобрив их жидкостью для розжига (Майк очень логично устроил своё жилище - так легко всё найти), прикуривает фирменной зажигалкой.
Когда Шинода появляется на горизонте, дело почти сделано. Он застаёт в целости лишь одну сиротливую манжету, которая осталась только потому, что рукав свисал из таза наружу.
- Не спеши впадать в панику, друг мой: ты ещё можешь спасти пуговки. Хотя чутьё мне подсказывает, что они всё-таки оплавились.
- БЕННИНГТОН, ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ???
- Модный приговор.
- Ты охренел?!
- Охренел здесь ты, а я спасаю твою удалённую местность от позора, которым она непременно покроется с таким гардеробом.
- А НУ ИДИ СЮДА!..
Майк хватает поджигателя за шкирман и затаскивает в дом, чтобы не орать на пол-Лос-Анджелеса, но с этим горлопаном едва ли можно было рассчитывать на какой-то скромный радиус поражения.
- Какого чёрта ты себе позволяешь? - Майк сразу начинает с шипения гадюки, минуя дипломатическую часть беседы и воспитательную.
- Да ты себя в зеркало видел, клоп ушастый?! - Честер, как всегда, идёт в эмоциях на опережение.
- Я тебе не указываю, что тебе носить!
- Ещё бы ты мне указывал: людям пора вёдра выдавать, если я намечаюсь, чтобы пол слюной не заливали.
- Ну надо же, Ваше Величество! А ещё вчера жопа из штанов вываливалась. Тебе, может, фотки с дебюта показать, пугало ты огородное?
- Ты ещё про школу вспомни!
- Почему-то когда ты красишься в блондина, я тебе не говорю, что ты выглядишь как пидор!
- Ах я выгляжу как пидор????
В этот момент Майк понимает, что если продолжить в том же духе, то Честер начнёт бить посуду. Довольно приличную, к слову. Как и рубашки, которые спалил этот паразит. Слишком большая потеря денег за одно утро.
Да и как пидор Беннингтон не выглядел никогда, конечно. Как клоун - да. Как подросток, бомж, псевдонеформал, глиста в скафандре. Ему просто не шёл никакой другой цвет волос, кроме родного.
- Можешь выглядеть как хочешь - не моё это дело, - нагло врёт Майк. - Чего ты ко мне прицепился, я не пойму?
- Да ё-моё, ты такой славный был с этой чёлкой - зачем ты всё испортил???
Майк уже привык к тому, что Честер верещит по любому поводу, но когда от воплей он переходит к делу - это уже настораживает. "Славный"... Шинода не знает, зачем он постригся.
- А рубашки тут при чём? - спрашивает он и чувствует, что ему грустно.
- Да я тебя в них не найду!
И что это должно значить? Честер выдаёт свои ощущения, но не понимает, что именно его раздражает. Майк вздыхает, подходит к вокалисту и разводит руки в приглашающем жесте.
- Ну? Сейчас-то я есть?
Честер зависает на пару мгновений, но потом тоже делает шаг навстречу и тянется к чужому запястью. Это правильно: чтобы убедиться, надо потрогать. Он медленно ведёт по предплечью вверх, оглаживает локоть, ощупывает плечо, переходит по ключице на грудь, прислушивается к глухому ритму - там, за рёбрами. "Тощий", - думает он с сожалением и поднимает взгляд. Майк смотрит на него в ответ так внимательно, что даже не моргает.
- Я расстраиваюсь, когда ты расстраиваешься, - признаётся он вдруг, и Честер понимает: вот сейчас его Шинода с ним. Он не контролирует себя, когда, глядя в эти шоколадные на свету глаза, гладит друга по груди. Им ведь много-то и не нужно: всего лишь никогда не терять контакт. В голосе Майка появляется привычное тепло, будто прикосновение Честера запустило внутренний мотор:
- Только зачем ты одежду испортил? Отвёз бы в фонд, они же тут недалеко. Зря мы что ли по три раза в год деньги на благотворительность клянчим?
- Тогда бы не получилось такого эффекта, как мне кажется.
Честер обещает себе, что отныне будет почаще говорить Майку что-нибудь приятное, чтобы он никогда больше не влезал в клетчатые рубашки или ещё какую западню. Чтобы они стояли вот так, понимали друг друга без слов, и каждая улыбка, которую Майк дарил ему, уходила корнями в самое его естество - ту густую, непроглядную тьму спресованных переживаний и надежд, которыми Честер просто захлебнётся, если когда-нибудь доберётся туда.


И весь этот берег наш

Всё к этому и шло. Рано или поздно это должно было случиться. Но мне и в страшном сне не могло привидиться, что послужит окончательным триггером и в каких обстоятельствах он сработает.
В тот приятный, солнечный день я приехал навестить Беннингтонов у них дома: я отнекивался от этого приглашения как мог, потому что лицезреть лишний раз Саманту мне не хотелось совсем, но Честер так меня просил, что я наконец сдался.
- Ты первым его увидишь, - заявил он, едва мы успели выпить кофе и пройти в гостиную, выкладывая по дороге все новости (они, как обычно, по большей части были не у меня), и, ненадолго оставив меня одного, вернулся уже с младенцем на руках. Честер аккуратно присел на диван, приглашая меня таким образом присоединиться к нему и поглазеть на эту страшненькую мордочку в голубой шапочке. Ребёнок спал. Кто же не любит поспать в два часа дня, да?
- Выглядит очень мирно, - прокомментировал я, не представляя, что ещё можно сказать.
- Оо! Это обманчивый вид: он ещё тот горлопан, - ответил Честер со смехом в голосе.
- Ну так-то есть в кого.
Все в этой семье любили поорать, но переплюнуть папашку этот парень точно не сможет. Честер погладил одним пальцем крохотную щёчку, и что-то мне этот жест неумолимо напомнил. Не тот ли день, когда Hybrid theory получил золотой статус?
Странно было наблюдать Честера в роли отца при том, что он сам оставался ребёнком. Вообще не взрослел. Становился опытнее, сильнее, но не черствел и не обрастал бронёй. Всегда давал второй шанс. Всегда всё переживал наново. Я подумал, что он будет скорее братом своему ребёнку - очень любящим, но таким же растерянным, понимающим, но не в силах ничем ему помочь. Для кого-то это может быть лучшим вариантом из возможных, но по данному поводу ничего нельзя будет сказать ещё лет пятнадцать.
Честер глядел на ребёнка, я глядел на Честера. Он был так увлечён своим чадом, что не сразу заметил моё внимание, хотя обычно реагирует куда оперативней. Он медленно поднял голову, оборачиваясь ко мне, и я увидел его сияющие глаза. Ему важно само чудо новой жизни, и он не думает о том, что будет с этим чудом в мире, где он сам так сильно страдает. Сколько я его знаю, меня всю дорогу огорчало и восхищало это его качество. Вдохновляло и приводило в отчаяние. Но что самое страшное: теперь он смотрел на меня так, будто я к этому непосредственно причастен. Будто он держит на руках как минимум половину от меня. Будто это НАШ малыш.
Эта мысль словно смерчь подхватила меня и я уже не мог себя остановить. Мы выстрадали и дали жизнь нашему дебютному альбому, и это чувство общего труда и результата было знакомо мне до последней капли, а ведь ребёнок - это тоже творчество. Я представил, как в моём доме бегает не один, а целых два Честера: один побольше, а другой поменьше. Одного мне нужно дополнять, а второй самодостаточен изначально. Нет, я определённо уже ничего не соображал в тот момент, когда на своей внутренней тяге подался к Честеру и поцеловал его.
Я прилепился к нему ровно настолько, чтобы он успел догадаться обо всём, что я ношу под десятью слоями социально приемлемых проявлений своей личности, но не успел отреагировать, оттолкнув от себя. Какое-то время после он молчал, глядя мне в глаза, а потом снова повернулся к малышу и с улыбкой сказал:
- Буду считать это поздравлением.
С того дня я попал в ад бесконечного блуждания по минному полю всех возможных последствий своего поступка, но Честер делал вид, что ничего особенного не произошло. Он вёл себя как благородный хранитель МОЕЙ ТАЙНЫ: в его поведении по отношению ко мне прорезалась какая-то заговорщицкая деликатность, он смотрел на меня даже с нежностью, чем повергал меня в совсем уже кромешный ужас.
А ещё у него появилась привычка сбагривать куда-то жену и звать меня к себе, чтобы учить менять подгузники, подогревать молоко, укладывать малыша спать. Уболтал даже придумать ритмичные стишки про Джека Скелета - и как ни странно Тайлер быстро вырубался от моего бубнежа. "Весь в папашу", - усмехнулся я после установившегося успеха исполненных мной колыбельных и сочинил ещё штук двадцать таких же.
- Ты же понимаешь, что если со мной что-то случится, то парня растить тебе? - интересуется он как-то за мытьём посуды примерно в два часа ночи, явно ощущая моё перманентное недоумение от устроенной им движухи.
- Во-первых, ничего с тобой не случится, - бодро парирую я, принимая у него тарелки и вытирая их насухо: Честер готовит очень вкусно, но пачкает просто всю посуду в доме. - А во-вторых, Саманта долго горевать не будет.
- Вот ты опять?
Моё отношение к Саманте было известно Честеру с самого начала: я мог скрыть от него всё что угодно, но только не это - и вот он снова смотрит на меня с досадой, как будто я на старую мозоль ему наступил.
- В-третьих, - а я не только наступил, но и сделал вид, что так и надо, - Тайлер всё равно ничего не запомнит до трёх лет, так что ты рано стал меня подключать.
- Вот тут ты ошибаешься! - восклицает он и завинчивает, наконец, кран.
"Сейчас он мне расскажет, как слушал в утробе матери Элвиса Пресли, пока она ехала в машине с его отцом в какой-то там молл", - балагурю я про себя, а вслух говорю:
- То есть в остальном я прав?
- Ой! - Честер машет на меня мокрой рукой, вытирается и летит в спальню, где стоит и детская кроватка в том числе. Когда он не возвращается ни через минуту, ни через пять, я отправляюсь за ним.
В комнате уже горит несколько свечей, расставленных по всем углам, разумеется, в опасной близости от штор и прочих легковоспламеняющихся вещей, а сам Честер роется на полке с дисками.
- А, дьявол, куда я его засунул? - возмущается он и, не отличаясь терпением и в этот раз, вскоре бросает это гиблое дело. - Ладно, план Б.
Щёлкнув пультом стереосистемы, он прогоняет шкалу FM, пока не натыкается на что-то из The cure. На его лице появляется озорная улыбка. Он бросает пульт на постель и протягивает мне руку.
- Что?
- Потанцуем?
- Щас мелкий проснётся и устроит тебе "потанцуем".
- Ну давай!
Канючить Честер умеет профессионально, поэтому лучше соглашаться сразу. Мне неловко. Как всегда, когда он втягивает меня в авантюру с неясным финалом. Я беру протянутую руку в свою, а вторую кладу ему на талию.
- Что там дальше? - спрашиваю, и он начинает меня вести. Смотрит в глаза. Довольный, как стадо слонов на водопое.
Мы двигаемся, запутываясь в голосе Роберта Смита: он будто накидывает на наши шеи петлю за петлёй - это тоска высшего сорта. Постепенно Честер прижимается ко мне всё теснее, и я очень к месту вспоминаю, что этот трек у The cure довольно длинный, и мы вполне можем успеть...
Я ощущаю его губы на своих как начало текста, который долго мне не давался и наконец пошёл. Он не торопится, но стоит ему коснутся языком моей нижней, как я уже открываю рот, куда Честер проникает с едва слышным стоном под аккомпанемент томительного аутро, доносящегося из колонок.
И вот мы уже бесстыдно целуемся рядом с супружеским ложем, на котором (возможно: зная Честера, это могло произойти и на люстре) и был зачат Тайлер. Я не думаю ни об этом, ни о том, что Честер пытается доказать таким образом - всё, что имеет для меня значение, сосредотачивается в этот момент во влажных прикосновениях, сбитом дыхании, непозволительном счастье, разрывающим мою грудь.
Оно обрывается вместе с песней и последовавшим за ней булькающим писком, который нарастал из детского уголка и не предвещал ничего хорошего. Честер отрывается от меня с сочным звуком и, пару вздохов погодя, взволнованно произносит:
- Надеюсь, у тебя есть что-нибудь на этот особый случай для нашего пацана?
- У меня есть что-то особенное для тебя. Сказка про домовёнка Кузьку!
Кто бы знал, где я её нарыл: таких мест не существует на карте. И Тайлеру она, конечно, ещё долго будет ни к чему, зато всякие водяные, лешие, сумасбродные вороны и старая ведьма в сложных отношениях со своей мобильной жилплощадью точно понравятся Честеру. Он округляет глаза за секунду до того, как его собственный дом наполняется ультразвуковым детским плачем. Нда. Старший тоже не любит, когда что-то интересное происходит без него.

@темы: фанфикшн, лп, слав, не надо!

---

почти иллюстрация к Реверси хD

@темы: фанфикшн, фш, лп, слав, не надо!

---

Честер встретил бога

- Ну как я тебе? - спрашивает Честер и начинает кружиться, показывая себя со всех сторон. Через два часа у него концерт в компании святых мощей американского ракенрола, что, впрочем, никак не объясняло чересчур игривого настроения певца.
На нём были узкие серые джинсы с низкой посадкой, тяжёлые высокие ботинки, на носу сидели соответствующие ситуации тёмные очки, впрочем, быстро оттуда сдёрнутые, а на шею намотаны кое-какие следы жизнедеятельности великого кутюрье - лохмотья, если по-простому. Но гвоздём программы была, конечно, чёрная майка с провокационным принтом.
Шинода помнил, каким мягоньким и беззащитным был когда-то его вокалист - без всех этих своих татуировок и мышц. Тогда у них не было денег и на вменяемый гардероб, но Честер выглядел как неохиппи только что с распродажи отнюдь не по этой причине. Теперь-то совсем другое дело: за три километра разило статусом и дороговизной - и не то, чтобы этот парень сильно изменился, если сковырнуть с него слой штукатурки.
Беннингтон принялся щебетать и кривляться, заманивая эмси на кухню, где совершенно точно не было ни одной пары посторонних глаз. Майк манёвр сразу оценил и, пока Честер прикладывался к бутылке воды на дорожку, сам подкрался к нему с невнятными намерениями.
Честеру очень шли такие майки-бывшие-футболки - свободные, небрежно открывающие почти атлетические плечи и бока. В освещении сцены всё это будет играть и само по себе, но обладатель прелестей, конечно, не преминёт поддать газку в пластике, и из зала потом повыносят половину зрителей обоих полов, отъехавших от переизбытка эстетического восторга. Что говорить, когда даже тут, в будничном антураже шкафов и столешниц, он производит неизгладимое впечатление? Не прикладывая к этому ни капли усилий. Чистая природа.
Майк не может сказать, в какой именно момент осознаёт, что тянет руку и кладёт её на тёплый, сияющий бок. Вполне возможно, что никакого осознания не происходит вообще, ведь в следующую секунду он уже вовсю "гуляет" по рельефу - в своей тягучей манере, успевая дополнить основное действо множеством тонких деталей. Честер вздрагивает от побежавших по его телу мурашек.
Он отвлекается от бутылки и очень старательно сверлит дыру в нарушителе государственных границ:
- Эй, мистер, а вы случайно не охуели?
Не то чтобы Беннингтон не добивался как раз чего-то подобного, но сознаваться в своих коварных манипуляциях он не собирался. А Шинода его будто и не слышал. Обласкав бок - и тактильно, и зрительно, - он внезапно заводит руку за спину, где тут же находит одну из двух ямочек, спрятавшихся под тканью, - ту, что поглубже. Гладит её большим пальцем, слегка надавливая, а когда наконец вскидывает взгляд, он оказывается непосильной ношей для того, на кого направлен.
И вот уже второй рой мурашек не разбегается по всей спине и бёдрам, а чешет во вполне конкретное место. Честер непременно бы подумал, что дрочить перед концертом не в его правилах, если бы был способен хоть что-то соображать в этот момент. Как же давно Майк не смотрел на него так...
Густой маслянистый блеск не просто дефолтного желания, но заявления законных прав на конкретно вот это существо. Честер выдаёт увесистый ответный трепет и уже считает, сколько секунд осталось до того, как Майк испугается своего же порыва и снова спрячется там, откуда его будет не дозваться ещё очень долго.
Что ж, Честер быстро перестал стесняться того, что ищет мужского внимания в особо крупных. И он получал его даже больше, чем заказывал, но никак не мог собрать из кусочков то целое, к которому привык. Он умел концентрироваться на лучших проявлениях людей, с которыми сообщался, но что бы ему ни предложили, он всегда чувствовал наёбку: это никогда не было Майком в его лучшие годы. Где-то глубоко внутри Честер понимал, что его затея обречена на провал. Что он нигде не найдёт себе другого места, если эти руки выпустят его.
- Я так понимаю, прикид зашёл? - произнося это, он словно ловит последние лучики летнего солнца, закатывающегося за горизонт. Майк улыбается, ведёт руку по нависшим над копчиком буквам слева направо - и обратно: он в жизни ни грамма химии в рот не брал, но в этот момент выглядит совершенно обдолбанным. Честеру приходится потрудиться, чтобы подавить в себе рвущийся наружу скулёж, не бросить спасительную бутылку на пол, не толкнуть Майка к столу и не впечататься в него, хватаясь за пояс портков.
- Ты когда-нибудь жалел о чём-то всерьёз? - вдруг спрашивает эмси, нивелируя собственническую хватку до нежного смирения.
"О том, что родился?" - на автомате предполагает Честер, но вслух только недоумённо сводит брови. Майк не развивает свою мысль дальше и, состроив моську, бросает только:
- Я, кстати, на байке, могу подбросить принцессу до дворца.
- ТЫ ЧТО????

Усаживаясь у Шиноды за спиной и обхватывая его за талию, Честер уже представляет себе, как вытянутся лица курящих у входа, когда он прикатит к клубу с эдаким эскортом. Долго он будет выслушивать шуточки на этот счёт от братюнь... Словно в подтверждение их будущих насмешек драндулет породисто зарычал - и что-то в животе у Честера опять подвело. Он мог бы, конечно, перекрикивая встречный ветер, предложить водителю завернуть по дороге в какие-нибудь кусты и выебать своего пассажира прямо на мотоцикле, да только где гарантии, что для них это всё ещё является шуткой?


Я тебя придумал

Кенджи вырос в маленьком городке на побережье Японского моря, где зимой выпадает огромное количество снега. Сколько раз он бегал в одних гэта то на почту, то за маслом, то за газетой. Мерзлявых в этих краях не водилось в принципе, но Шинода-младший обладал особенным жаром. Ему было 14, когда его увезли в Америку - в южную часть штата Калифорния, где зимы не существовало как вида.
Он закончил школу, взял себе второе имя Майк и поступил в колледж. Оброс стайкой верных друзей. Родители были не очень довольны выбором профессии, но сын решил, что так или иначе будет рисовать. И на последнем курсе на собственные деньги организовал пилотный выпуск своего комикса. Он распространил его среди однокурсников, кое-что раздал на фестивале, немного подкинул знакомому продавцу прессы. Такого барахла хватало в Лос-Анджелесе, огромном городе, где сбываются мечты. Но не у всех и не сразу.

- Мне нравится этот неформальный перец, - говорит Марк, листая тощенький журнал.
Главным героем истории был паренёк лет 20-ти, звонкий и злой, затянутый в кожу и с бритой черепушкой. Ничего особенного, если не считать, что ему вечно не везёт по жизни, но он сопротивляется как стервец. Нет, даже не это.
- Здорово, что он такой яркий, но в то же время нелепый.
Шинода часами выдумывал несмешные шутки своего героя, у него даже специальный блокнот для них был. Марк отмечает, что стиль рисовки ещё, конечно, сыроват, но все важные элементы подчёркиваются и забыть потом то, что увидел, будет сложно. Важное качество на перенасыщенном рынке.
Впрочем, дело по серьёзной колее дальше не пошло. Майк вдруг увлёкся хип-хопом, нашёл себе девушку, устроился в офис. Но и рисовать своего пацана не бросил: со временем тот оброс татуировками, его можно было увидеть с кудряшками или ирокезом, в очках, пижамных штанах, с гитарой, на скейтборде. Он бухал, бедокурил, нигде не находил себе места - будто в противоположность автору, чья жизнь была размеренна и, наверное даже, предсказуема. Благополучна?
Блокноты пухли и складывались в коробки на шкафах. Майк не помнил точно, в какой момент ему захотелось нарисовать ещё кого-то. Чтобы его бумажному другу не было так одиноко. В какой момент экспрессия образа ушла со шмоток и аксессуаров в глаза и улыбку, выразительность тела. Когда Майку захотелось вписать его в мирок заснеженного тихого городка его детства.
Шинода был японцем лишь наполовину. И он скорее считался диковинкой в родных краях, чем в ЭлЭй, где представлены все национальности мира, в чистом и не очень виде. Впрочем, к Майку всё равно тянулись. Он притягивал людей определённого сорта и работал словно суперклей, непостижимым образом создавая из них что-то целое, крепко сцепленное друг с другом. Иногда он смотрел на своего нарисованного бродяжку и чувствовал, что ему чего-то всегда не хватает. Он завёл себе привычку гулять по городу, набрасывая локации: здания, дороги, деревья. Крыши, вывески, помойки. Всё, где смотрелся бы его герой. Сидящий на кортах, прислонившийся к стене, мокнущий под дождём, в ожидании товарища, кусающий хот-дог, жамкающий бездомную кошку. Целая вселенная создавалась вокруг его хрупкой фигурки, блистающей в ней, словно бриллиант в кольце.
Полукровка в очередной раз увлечённо креативил на любимую тему, когда к нему за деревянный столик уличного кафе кто-то подсел. Первыми в кадр вошли руки, демонстрируя на себе слишком знакомое синее пламя, взвивающееся от запястий. Майк медленно поднимает голову и роняет карандаш.
- Здаров! А я тебя видел на вечеринке у Джо.
Мистер Хан, кореец из ближайшего круга Майка, диджеил на стрит дэнс ивентах, писал своё музло и иногда устраивал небольшие пати, приглашая туда всех своих друзей и друзей их друзей.
- Вообще я бы мимо прошёл, но ты так светишь своей тыквой.
Майк проиграл спор и покрасился в красный буквально неделю назад. Как он страдал, каждый раз выходя на улицу и ощущая себя единственным фонарём в ночном переулке.
- Меня, кстати, Честер зовут.
Должно быть, ему просто голову напекло. Майк переводит взгляд на свой рисунок, потом обратно на парня напротив, обратно на рисунок. И там и там было одно и то же лицо. Такое возможно вообще? Даже если тот его комикс вдохновил кого-то очень похожего спиздить образ, то в любом случае татуировок у прототипа не было ни одной.
- Чего молчишь? Ты немой что ли?
Вместо ответа Майк берёт в руки свой блокнот и разворачивает его картинкой к собеседнику.
- Ух ты... Тоже меня заметил, да?
Этот... как его... Честер? Улыбается. Широко, совершенно искренне, не чувствуя ни малейшего подвоха.
- Я хотел к тебе подкатить, но постеснялся. Вообще-то, я не стеснительный, но... Чёрт его знает почему. А тут иду, смотрю: голова горит. Ну, думаю, это судьба - случайно встретить кого-то в ЭлЭй. Хорошо, линзы напялил, а то бы пришлось через десятые руки трясти твои контакты с пухляша.
Пиздец... В горле у Майка совсем пересохло. Он бросает блокнот на стол и хватается за волосы, не переставая таращить на парня глаза.
- Мда, похоже, я произвёл фурор.
В реальности Честер был такой же болтливый и нахальный, как и в фантазиях того, кто рисовал его уже несколько лет. Интересно, подумал Шинода, а если ему рассказать что да как, он исчезнет?
- Не хочешь прогуляться? - спрашивает наконец Майк и ему в ответ энергично кивают.

Само собой, все местечки с его зарисовок Честер посещал. Он действительно частенько прикладывался к бутылке, дебоширил, был совершенно очаровательным. Занимался танцами и на самом деле давно уже ошивался в пределах досягаемости: у них оказалось много общих знакомых, а пересеклись почему-то только теперь. Знакомя Честера со своей компашкой, Майк сделал это очень странно:
- Вы тоже его видите? - спросил он удивлённых Брэда, Роба и Феникса.
Честер выжил девушку из его постели, а его самого - из офиса. Они сняли на двоих квартирку, в которой временами было так холодно, что окна покрывались инеем. Честер грелся о Майка, практически не отлипая от него, пока они были дома. Шинода благодарил небеса и молил о низких температурах, пока не выяснил, что и в тёплые дни о него были не прочь потереться. Когда наступило лето, оказалось, что потеть вместе им тоже весьма прикольно.
- Мне кажется, ещё немного, и можно будет экономить на электричестве, готовя еду на тебе, - говорит Честер, который, к слову, очень любил готовить. Майк такого не сочинял. Честер казался ему прохладным, когда после оргазма падал ему на грудь, задыхаясь. Это ощущалось, будто Шиноде снова 12 и он бежит по плотному белому ковру улицы, а мороз будто расступается перед ним, искрясь и вспыхивая.
В первый раз после долгого перерыва Майк публично рисует своего хмурого панка на стене галереи, где занимался оформлением выставки. Он позвал туда Честера за день до открытия. Они стояли посреди зала и смеялись, вангуя, что эта классная штука станет гвоздём программы, перетянув на себя всё внимание зрителя, и Шиноду больше никуда не позовут красить стены.
- Нахуя это надо? - ржёт Честер.
- Действительно, - вторит ему Майк.
- Будем жить на мои заработки с баттлов.
- Наконец перейдём с баланды на лобстеров.
Майк теперь всегда таскался с Честером на его тусовки. Наблюдал, как он шаг за шагом создавал что-то нетипичное для культуры уличного танца. Создавал нишу, которую мог занять он один на всём белом свете. До каких-нибудь приличных денег было ещё далеко, но они вообще не за это сражались.
- А ты хотел бы быть моим героем? - вдруг спрашивает Майк, когда они наконец отхохотали предстоящую выставку.
- Это что? Предложение руки и сердца такое?
- Пока нет. Только главной роли в моём комиксе.
- И у меня будет суперспособность??
- Конечно. Шутить дурацкие шутки.
Майк всегда смеялся, видя, какое Честеру это доставляет удовольствие. Майк подсел на "доставлять Честеру удовольствие" как на самый жёсткий наркотик.
- А ещё вызывать снег.
Потому что хотелось как-то увековечить те моменты, когда Честер сдёргивал носки и запихивался своими ледяными ступнями в штанины Майка, благо он всегда носил что-то широкое.
- Какой-то Дед Мороз...
- Дед... кто?
- Мороз! Вроде нашего Санты, только у русских. С ним ещё внучка ходит. Снегурка.
- Чтобы была внучка, сначала надо сделать деток.
- Понятно теперь, от кого у твоего героя чувство юмора.
Майк только загадочно сверкнул глазами: ну не рассказывать же, сколько бумаги он извёл, пока освоил тонкое мастерство нести всю эту милую дребедень.
Честер внезапно совсем не обижается, как-то резко серьёзнеет и, снова глядя на свой портрет во всю стену, уже не вполне понимает, кто с кого на самом деле тут срисован.


2004

Они не виделись больше месяца. Сначала Честер уехал в Финикс - решить что-то там с Шоном, потом с женой во Флориду - в последних попытках избежать развода, между этим, конечно же, случилось два фестиваля и, само собой, собачий приют на другом конце страны. Всё это время Майк ходил по согруппникам, на свою беду оставшимся в городе, и нудел про новый материал, работать над которым "надо было начать ещё в прошлом году". Парни жаловались друг другу на то, как он их достал, но исправно слушали (начальник всё-таки) и подкидывали идей, чтобы хоть чем-то занять этот страдающий в простое мозг.
Поначалу тандем вокалистов созванивался по несколько раз на дню, но стоило к Честеру присоединиться Саманте, как и разговорам по часу-полтора, и бесконечной переписке пришёл конец. С мрачным смешком Майк представлял себе, как Беннингтон ныкается по сортирам и кустам, чтобы набрать ему и горестно повздыхать в трубку.
Саманта Шиноду ненавидела - и совершенно не зря. Они с первого взгляда определили друг в друге тех, кто будет перетягивать Честера на себя, вот только эмси-полукровке не приходилось прикладывать к этому ровно никаких усилий: Беннингтон тянулся к нему сам, порой теряя всякие берега, а врать и притворяться он не умел совсем. Поэтому после того, как они отыграли первые туры в поддержку своего дебютного альбома, встал вопрос об отдельном жилье, так как Честер всё это время тусовался у Майка. Шинода знал, что это напрасно, но всё равно предложил ему остаться. Просто чтобы Честер знал о такой своей возможности. Конечно, к лету он уже нашёл дом и перевёз туда жену и ребёнка. Вскоре и Майк присмотрел себе жилплощадь побольше (с подсознательным расчётом на ещё одного человека, которому обязательно понадобится гардеробная). Они выпустили альбом ремиксов, потом вышла Метеора... и всё совсем запуталось.
Месяц без Честера тянулся как чёртова вечность. А потом ещё немножко. Заслуженный отдых превратился в сущее издевательство, и когда от Джей-Зи поступило предложение испоганить песни Linkin park, Майк ухватился за эту работу, как за последний шанс (не свихнуться). Вернувшегося из поездки Беннингтона вызвали сразу в студию, из которой Майк не вылезал уже несколько дней.

Честер вваливается туда в седьмом часу утра и сразу начинает орать. И что тут у вас случилось, и почему в такую рань пробки от аэропорта, и кто теперь сходит ему за сэндвичем, и всё вот это вот в одном предложении, пока он, спотыкаясь о собственный чемодан, преодолевает расстояние от двери до того места, где Шинода потерял дар речи. Он смотрит на этот ворвавшийся с улицы суховей, сразу выхватывая изменения в его внешности: Беннингтон загорел, волосы отросли и вьются, футболка (вернее, то, что от неё осталось) новая. Майк поднимается со стула и, так и не вспомнив даже слова "привет", просто протягивает руки. Уставшее лицо напротив немедленно озаряется улыбкой.
Они обнимаются долго. Шиноде не надо спрашивать, как всё прошло, потому что он и так понимает. По тому, как Честер глубоко дышит, уткнувшись ему в шею, по тому, как сам вцепился в парня, сминая несчастную ткань на спине и обнажая таким образом хвост одного из драконов, не так давно поселившихся там. Странно, японец вроде бы Майк, а как якудза выглядит почему-то Честер. Он обрастает татуировками словно доспехами. Майк ведёт по красному хвосту пальцем - скорее по памяти, чем руководствуясь зрением - и чувствует побежавшую по чужому телу дрожь.
Сессия проходит бодро. На радостях Шинода выжимает из своей банды все соки, за один рабочий день сформировав костяк будущего релиза. На закате из живых остаются только он и 23% Честера, развалившихся на диване. Майк подсаживается к нему, когда студия пустеет, и устраивает его голову у себя на коленях.
- Не поеду больше никуда. А то в один прекрасный день вернусь в родные пенаты, а ты тут с народным ансамблем Кабо-Верде фитуешь - и всё, плакала моя карьера рок-звезды.
- У тебя прекрасный чистый вокал.
- Да, но мне же не 40 лет. Сдался нам этот рэп-магнат...
- Вот жалко тебе для друга пары сладких партий?
- Да я только ради тебя это и делаю.
- Ну спасибо!
- Говорю же, не поеду больше никуда.
Майк улыбается этой перепалке и кладёт руку на затылок, тут же запуская пальцы в короткие кудряшки. Шинода их обожает, а вот Честер не очень и разве что в редком приступе лени не доходит вовремя до парикмахера. Что ж, Майк умеет пользоваться случаем. Он медленно, со смаком перебирает тёмные полукольца, попутно массируя кожу головы - Честеру приятно: он просовывает одну руку Майку под колено и вздыхает.
- Кстати, пока ты шлялся, я текстов на целый альбом накидал, но всё какой-то хопчик.
- Давай запишем хопчик, в первый раз что ль?
- Фанаты нас не поймут.
- Ой, да пофиг.
- И компания тоже.
- Пфф!
- То есть коллаб с Джей-Зи тебе не нравится, но своего хип-хопа навалить ты не против?
- Мне не нравится третий лишний. Ты подумал, как мы с этим выступать будем? Я тогда икс бокс с собой прихвачу, чтобы мне было чем заняться на сцене, пока вы там...
Майк и не отрицал сомнительности всего предприятия: действительно, Картер нарушит баланс, установившийся между всеми участниками Linkin park и особенно двумя вокалистами - это уже слышно по тому, что Шинода успел сделать. Но стоило ему вспомнить, какие партии они сегодня с Честером записали, как он уже не мог жалеть о том, что всё это затеял. И пусть не сейчас, но когда-нибудь потом ему хотелось бы к этому вернуться. Ему бы хотелось, чтобы Честер попробовал себя в самых разных эмоциях. Этот человек всегда удивляет, всегда преображает то, к чему прикасается. Даже откровенно плохие вещи - впрочем, задача Майка как раз и состояла в том, чтобы этих плохих вещей с ними не случалось.
- Не поедешь больше никуда, - делает он вывод.
- Не поеду, - тут же соглашаются с ним.
Пока они молчат и в целой студии слышен только шорох ткани и прикосновений, Майк думает о том, как ему не хватало этого спокойствия, и находит довольно ироничным тот факт, что испытывает его по большей части в присутствии самого непредсказуемого и нестабильного человека из всех, кого он знал. Почему-то именно Честер внушает ему уверенность в том, что он со всем справится, что он ровно там, где должен быть. Именно с приходом Честера его группа обрела свой законченный, осмысленный вид, и только пока они жили вместе, его дом был настоящим домом, а не просто местом, где можно переночевать.
- Уже поздно, Чез, тебе надо отдохнуть, ты же с самолёта.
Майк тихонько толкает друга в плечо.
- Я тут посплю.
Но тот и не думает подниматься. Шинода прикидывает, что за ночь успел бы ещё сделать это, то и вон то... если бы не приятная тяжесть на коленях, с которой он с удовольствием просидел бы до самого рассвета.
- Я работать не смогу, если не выгоню тебя.
На несколько часов, кроме них, здесь не будет никого. А Честер - Майк готов поклясться в том, что ему не показалось - чуть не поцеловал его утром. Честер расстроен, Майк соскучился - им нельзя оставаться наедине.
И в то же время невозможно было представить, что вот сейчас они поднимутся, попрощаются и разойдутся в разные стороны. Майк чешет Честера за ухом, как какого-то кота, и вспоминает, что почувствовал, когда утром увидел его. Слишком долго вся эта нежность не находила себе применения - и если планету затопило, значит, катастрофа. Он с трудом выпустил Честера из объятий тогда. Он не в силах отпустить его от себя сейчас. Он хочет утащить его в свою берлогу, уложить в свою постель. Потрогать, если это будет нужно. Проснуться с ним, приготовить ему омлет. И на следующий день. И через неделю. И всегда. Существовало ли что-то более правильное, чем это? Для него? Для Честера? Для всех, кто был им дорог и о ком они думали, разделяя одну свою общую жизнь на две частных?
В глубине души Майк знал ответ на этот вопрос уже давно. Поэтому когда вместо очередного "вставай, я отвезу тебя" он произносит внезапное "поехали ко мне", он чувствует это особенно остро: ещё бы чуть-чуть, и они непоправимо свернули бы не туда.

@темы: фанфикшн, лп

---

Дело в том, что я не могу услышать слова взаимности в своей жизни. Единственное, что даёт мне ощущения любви и нежности - это фанфики.

@темы: фанфикшн

---

смотрю на чужие гифки и понимаю, какие классные гифки делаю я.
и картинки у меня классные.
и тексточки.
но меня всё равно никто не любит *heartbreak*

это мой дневник, могу и поныть тут, если чё.

по ветке бенноды на дне зрительских симпатий оказался Дом я, правда, рассчитывал на #0ЛАЙКОВ, но 4 тоже нормально%] пока что это мой рекорд. горжусь.

@темы: фанфикшн, фш, лп

---

не смотря на то, что я нафотожопил КиУ с Чудовищем, я не ставлю их на одну ступень. причины были другие: на момент выхода КиУ Чудовище был последним большим релизом Славы.
нелепым, крайне сырым. не то чтобы до этого Славик когда-либо вылизывал свои треки, но по сравнению с той же Соломой Чудовище не вывозит своего статуса альбома.
наверное, я понимаю, почему он именно такой, но я как не слушал его, когда он вышел, так не слушаю и по сей день. по большому счёту, Чудовище - это всего один трек: Чучело.
я поделил свой фш-фит на две части, где Чучело отвечает за уродство. такой своеобразный кек, поскольку Слава никогда уродом не был ни в каком смысле, но "ты решила, что моё место здесь, а для меня закон твоё слово". поэтому я выбрал самые нестыдные треки и условно подобрал их по парам с треками КиУ, которые показались мне наиболее эволюционными для жида. это красота, которая не свойственна зажатому в собственных тисках Мирону.
со временем КиУ мне нравился только больше. а у Славы в 20-21-м были другие релизы, куда более соотносимые по весу с релизом Окса, но чучелом он называет себя только в Чудовище. эта гипертрофированная, иллюзорная вредоносность идеально вписалась тогда в парадигму Мирона, нашедшего место для каждого своего голоса. наверное, мне хотелось пристроить Славу к теплу. с одной стороны. с другой - чтобы КиУ, если ещё не новый Дом, то во всяком случае начало нового Дома, не пустовал. практически тут же я пишу свой единственный ангст, где Слава остаётся за пределами этого очень важного для Мирона релиза.
какие это имеет последствия?
если Слава решил "сгнить до конца", то возможно, мы увидим этот процесс во всей его неповторимой красе. ему сейчас 32. средняя продолжительность жизни мужчин в россее составляет 67 лет. не слишком ли много, Славик? резонность вопроса "а существует ли объективная реальность?" особенно к месту, когда думаешь о том, что придётся смотреть на то, как обнажаются его кости.

@темы: фанфикшн, музло, фш, слав, не надо!

---

природа моего эротического интереса к жиду загадочна и противоречива.
в смысле, ЭРОТИЧЕСКИ я рассматриваю всех, к кому питаю симпатию и далее, но тут я как будто авансом его захотел, ещё до того как разобрался, нравится он мне или всё-таки не нравится. причём, позицию я ему сразу отвёл пассивную. сейчас это меняется, но похоже, свою роль сыграло то, что я считал его глупеньким :3
что касается внешности, то к ней я скорее привыкал, чем что-то ещё. на некоторых фотках он совершенно очаровательный, но из-за того, что раньше он постоянно корчил рожи (и так-то не красавец, кхх), а профессионалы делали либо плохо, либо скучно, приличному человеку и подрочить-то теперь не на что (ну, если этот человек страдает отсутствием фантазии, например). сейчас он старенький и какой-то совсем простой. как хлебушек :3 очевидно, что он, как и Себастиан, из тех, кто хорошеет с возрастом. или мне просто нравятся уставшие от собственной вредности булочки (в берете с убитого клошара)? помнится, я неистово гурманил, доставая сладенького Стэна из его шуршаще-отталкивающе-ложного репрезента) вот с Мироном то же самое.
впрочем, откуда такой прямолинейный импульс его ебать, всё равно не понятно. или это он распространяет, а я просто улавливаю?? не, по паспорту он, конечно, укешечка, базару ноль.. но мне вот очень заходит омегаверс, где он альфачит :3 именно альфачит, а не козлит. у них, вообще, со Славкой прикольно то, что они могут меняться ролями при каком-нибудь форс-мажоре. по будням-то, понятно, Мирошка снизу будет охать :3
да, блять, вечер откровений.
ну а чё, в принципе? как будто Мирон когда-нибудь найдёт этот дневник%] любезный, вон, ближе всех ко мне стоял, и то ничего не разглядел, кек. а Мирон, он где вообще? на Плутоне завтракает?
ну, если бы мы всё же познакомились, то первым делом посрались бы из-за Толкина хд

@темы: фанфикшн, кэп и его команда, слав, не надо!

---

я сильно сомневаюсь, что Мирон Янович специально ищет в интернетах, какую бы ещё ебанину впихнуть в свой текст, чтобы слушатель лишний раз споткнулся, следуя за ним в Изумрудный город) то есть он, конечно, пользуется и этим, но злоупотребляет не так часто, как некоторым кажется) скорее всего, весь этот кавардак у него по той простой причине, что он сталкивается с этим в быту и, как следствие, тащит в текст. я сам так делаю. поэтому голос у какого-нибудь скалолаза Аоминэ Дайки описывается мной как "ровный и поблескивающий сине-зелёным кусок риарден-металла". или в туровом автобусе по дороге "из Турку в Тампере" случаются, помимо прочего, неведомые научному миру "скокс-коридоры" - а они даже не гуглятся, блять! это то же "зело".

прикольное, кстати, слово..

зело..

@темы: фанфикшн, музло, слав, не надо!, нас оставили одних

---

youtu.be/KKj09bkL-Qc .｡ｏ♡

Wanting so badly

Окна этого номера выходят на Итальянскую улицу - их три. Заселившийся в него не помнит, как сюда попал, но на журнальном столике лежит рекламный буклет: отель так и называется - "На Итальянской". Там же нашлась и банковская карточка.

MIRON FEDOROV

Должно быть, это он.
Устроившись на подоконнике, мужчина наблюдает за происходящим на улице: уже глубокая ночь, но город и не думает засыпать. Мигают вывески, ездят такси, стайки гуляк слоняются туда-сюда - иногда до уха доносится чей-то пьяный вопль. Культурная жизнь. Мирону Фёдорову всё это кажется привычным.
В ванной комнате перестаёт журчать вода. Переводя взгляд в том направлении, Мирон отмечает по пути большую кровать, на которой комком оставлена одежда - да и на полу тоже что-то валяется. Объявившаяся на пороге фигура в гостиничном халате почему-то наводит Мирона на мысль об эскорте. О том, что он, видимо, богат, стар, обладает хорошим вкусом и очень несчастен.
- Ты точно не пойдёшь в душ? - интересуется парень, поднимая с пола джинсы и выуживая из них пачку сигарет. - Я-то не брезгливый, но не хотелось бы прерываться в самый неподходящий момент, - неопределённо поясняет он, подходя к месту, где расположился его собеседник. - Там набор шампуней на целую роту!
Под эту шутку Мирона внимательно осматривают, притулившись неподалёку. Тот в свою очередь отмечает у пришельца длинные, стройные ноги - полы халата не закрывают даже колен и Мирон спокойно кладёт на одно из них руку, просто потому, что оно показалось ему слишком белым.
- Ты странный сегодня...
Это тихое замечание означает как минимум то, что встреча эта у них не первая. Не сговариваясь, в едином порыве, они стекают с подоконника и встают друг напротив друга. Мирону приходится задирать голову: парень ему попался высокий. У него мягкие на вид волосы, колхозный нос, глаза выдают живой, проницательный ум. Вот бы узнать, как его зовут. Вроде и звёзд с неба не хватает, а взгляд просто так не отведёшь. Может, он и сам ничего, если этот интересный молодой человек не прочь провести с ним время? Изящные пальцы касаются лица Мирона и по спине у него бежит волнение. Может, они давние любовники? Может, у кого-то из них есть семья и поэтому они встречаются в отеле?
Целуются долго. Раздеваются быстро. Мирону кажется, что он обязательно что-нибудь вспомнит, если всё потрогает - и он тянет руки, но ничего не успевает. Другой человек заворачивает его в себя, будто в одеяло. В какой момент тело оказывается в горизонтальном положении у дальней стены номера, сказать невозможно.
Чёлка русого цвета щекотит кожу живота - Мирон чувствует даже это. Чужой язык обводит головку его члена по кругу и тут же прячется за губами, которые приникают следом и пропускают дальше только её.
- Сделай так ещё, - просит Мирон и смотрит, как нечто красивое воспроизводит себя снова и снова, потихоньку захватывая всё больший объём, пока неосторожный стон не обрывает его, взметнувшись к потолку и затерявшись там в роскошной лепнине.
- Ну и почему я только сейчас узнаю, что тебе такое нравится? - спрашивает парень, деловито облизывая свои пальцы и вставляя куда нужно сразу два. Похоже, Мирон не самый раскрепощённый человек на этой земле. Похоже, его партнёр и без того прекрасно осведомлён, что делать с этим телом, чтобы оно вывернулось наизнанку. Господи, да как же его зовут?! Наверняка, что-то плавное, но сильное. Противоположное его собственному имени, со всего маху врезающемуся в это конечное "н". Мирон не знает, уместно ли в их интимной практике сакраментальное использование имён, но он бы точно попробовал: было в этом что-то логичное, само собой разумеющееся. На эту безудержную, содержательную ласку, которой осыпал его незнакомец, хотелось отвечать.
И такая возможность появляется, когда вылизав внизу у Мирона всё, что там только было, его переворачивают, ставят на коленки и ебут наконец - с чувством, с толком, с грамотным синтаксисом. Крепко держат за бёдра - это приятно. Мирон выгибает спину и утыкается носом в матрас. Он почему-то уверен: именно этому члену в его заднице самое место. Он чувствует, как излишек смазки течёт по ногам - они разъезжаются в стороны, хотя проникнуть ещё глубже уже невозможно. Звуки вязки бьют по нервам не хуже самого действия. Мирон тянется рукой к своему органу - и ему позволяют присоединиться, сбрасывая скорость и снова набирая её, чтобы через несколько тактов выйти на какой-то невероятно ИХ ритм. Кажется, это длится целую вечность. Мирон никак не может кончить...
не может кончить...
не может...
Он открывает глаза и видит, как солнце ровно, словно от квадратного торта, отрезает от комнаты угол. Мирон точно знает, что это значит: 8 утра. Он немного медлит, тяжело вздыхает, переворачивается из неудобного положения на спину и недовольно заглядывает под одеяло. Как будто и без того не ясно, что у него там фундаментальный стояк. Потерев со злостью глаза, он тянется сначала за очками, потом за телефоном. Осознавая всю глупость и беспросветность ситуации, он быстро печатает и отправляет сообщение.

[Ты заебал мне сниться, Карелин.]

@темы: фанфикшн, музло, лп, слав, не надо!

---

рекламная пауза

существование трека Больше Бена оправдано хотя бы тем, что он как-то связан с рождением этого замечательного фанфика, который в моём топе стоит себе в сторонке, но обожаем мной просто невероятно.
про кризис в семье

ficbook.net/readfic/8972157

@темы: фанфикшн, слав, не надо!, нас оставили одних

---

клептомания, кроссдрессинг и проникновение со взломом.

And when I sleep on your couch

Мирон сидит за роялем. Настоящим, концертным роялем - огромным даже в этой просторной гостиной. На нём только то чёрное платье на тонких бретельках, которое Слава свистнул на вечеринке у бассейна. Повезло: размер подошёл. Мирон теперь был скорее худощав, но впечатление это производило если не обманчивое, то во всяком случае неполноценное: в плечах таилась настоящая сила - и она интересно контрастировала с платьем, имеющим в своём фасоне что-то готическое. Молодым Мирон тоже больше не был - это нравилось Славе особо: со временем из Фёдорова, словно из мухомора, выветрился самый жёсткий яд, предназначенный для агрессивной среды, на которую парню катастрофически везло по жизни. Слава наконец-то стал видеть глазами ту красоту, которую раньше только смутно проницал.
Слава видит её с пола, из кучи одеял и подушек - их импровизированной постели. Он сидит в чём мать родила, скрестив ноги по-турецки и даже не думая чем-нибудь прикрыться: от кого, собственно? За Мироном были только панорамные окна и густо зеленеющий сад.
- Не знал, что ты умеешь, - говорит Слава, когда маэстро закончил играть и с улыбкой посмотрел на своего единственного слушателя: ну как, мол? Его манят пальчиком к себе - вполне однозначно.
- Как-то мне совсем нечем было заняться - вот я и...
- Что угодно, лишь бы треки не писать.
Мирон поднимается из-за рояля и идёт в "зрительский зал" - платье смешно топорщится на причинном месте: Слава хотел бы думать, что это воодушевление из-за того, как он пялился, но могло быть и из-за музыки. Этот пианист ещё и пел неплохо. Правда, стеснялся, и чтобы его на это дело раскрутить, надо было прежде заправить алкоголем. И не промахнуться: чтобы спел, но не "на поле танки грохотали".
Слава протягивает руки, ловит Мирона и привычным манёвром опрокидывает его на спину. Чужая шмотка сильно надушена каким-то унисексом - этот фантом третьего человека создавал неуловимое ощущение оргии или как если бы за ними сейчас кто-то наблюдал. Слава задирает подол, внимательно осматривает всё ему открывшееся и многообещающе проводит руками от пояса к бёдрам.
- Не очень мы удачно зашли: будь в этом доме хозяйка, раздобыли бы тебе чулочки.
- Это у тебя модельные ноги, а не у меня. И мне показалось, ящик с игрушками тебя вполне заинтересовал.
Слава морщит нос, вспоминая этот немного расширенный классический набор для утех, что они обнаружили в главной спальне. Мирон бы позволил опробовать на себе всё. И ещё до того, как в их отношениях запахло хотя бы баттлом, Слава честно считал, что когда доберётся до имперского тела, будет трахать его на люстре 10 часов подряд. Однако на практике всё выходило иначе, и он только хорохорился, перебирая добычу и красочно вещая о назначении каждого девайса. Запихивать в Мирона что-то кроме себя он не собирался: ещё чего.
Слава был совершенно непредсказуем, потому что его заводили самые обычные вещи. Простой разговор за завтраком мог обернуться эмоциональной еблей на столе, под столом, на окне, в коридоре (если Мирон всё же пытался спасти кухню от разгрома). Они не делали ничего сверхъестественного - по крайней мере, физически. Очень долго Слава списывал это на собственный голод, но когда прошло достаточно времени, а в этой схеме так ничего и не изменилось, стало ясно, что причину надо искать где-то ещё.
Он поудобнее устраивается у Мирона между ног. Собирает во рту слюну, высовывает язык и чуть наклоняется, чтобы влага с него точно попала куда нужно. Какое-то время Слава любуется тем, как она стекает по стволу, и только потом берёт это крепкое в руку, ловя слухом едва обозначившийся вздох - что ветер штору шелохнул.
Фёдоров пришёл к нему будто после торнадо. Оказалось, что его бастион (одиночества?) сделан, в сущности, из говна и палок, но чтобы это понять, пришлось дойти до крайней степени отчаяния. Для Славы тоже стало сюрпризом, что этот вот открытый, беззащитный, весь как он есть Мирон - самое верное средство потерять честь и совесть всякого протеста. Более того: его экзистенциальную надобность. Слава спрашивал, Слава выбирал выражения, чужая душа расстилалась перед ним картой минного поля. Впрочем, за это ему щедро платили: верностью, отзывчивостью... Пониманием. Хотя казалось бы: что может быть более неврубным, чем Мирон Янович?
Пока Слава дрочит ему, забыв о собственном возбуждении, он почти не отводит глаз от его паха, лишь изредка окидывая взглядом всю картину. Судя по характеру складочек над переносицей, Мирону хочется чего-нибудь внутрь, но он молчит, не просит. Значит, Слава всё правильно решил сегодня.
Да и тогда. Приобретя в его лице союзника, Мирон вполне ожидаемо начал отстраиваться заново. Только теперь в доминанте беспутного русского поля было место и воздуху, и свету, и иному мнению - ничего общего с застенками, в которых он гноил себя (и всех сопричастных) дольше, чем осознавал. А всего-то и надо было - почувствовать за своей спиной что-то действительно важное.
Слава уже и не помнит, какой это по счёту дом, в который они залезли. Он всегда забирал из них что-нибудь в качестве сувенира. Что-нибудь, чего хозяева наверняка не хватятся, а для него станет якорем воспоминаний, милой безделицей, вроде открытки, подписанной куриным мироновым почерком. Только не в этот раз, потому что... Когда он доводит Мирона до финиша, капельки его семени на чёрном бархате кажутся Славе жемчужинами.

@темы: фанфикшн, слав, не надо!

---

Старик у моря (лол)

Мирон всегда невольно притормаживает в этом углу дома, проходя из гостиной на кухню, потому что отсюда лучше всего видно, как на горизонте блестит море.
Слава ещё спит. Ближе к вечеру его нужно будет отвезти в аэропорт. Ах ты чёрт, как же не хочется!
Мирон моет клубнику, съедает пару ягод и, оставив вазочку на столе, идёт искупаться в бассейне, прежде чем придумать что-нибудь на завтрак. Ему нравится плавать с утра, если он просыпается не слишком рано. Частенько Слава застаёт его именно за этим занятием. Выходит к нему в своих просторных трусах, присаживается на край и закуривает. Его, разумеется, стаскивают в воду ещё до того, как он прикончит первую за день сигарету.
Приглашая Карелина погостить в своём временном обиталище, Мирон, конечно, ни на что не рассчитывал. Ему плохо верилось в происходящее даже тогда, когда он встречал Славу с самолёта. Он слишком крепко пожал ему руку, стараясь убедиться в том, что это не сон.
Чуть больше месяца пролетело как два дня. Мирон бросает полотенце в плетёное кресло и чувствует, что не насмотрелся, не нагладился, не наговорился. Но у Славы дома дела. А у Мирона ни дел, ни дома. На сочувствующе-иронизирующий вопрос Жени, не скучает ли он там по России, он ответил, что она валяется у него на диване и громко комментирует новости, пока сам он вскрывает ведро фисташкового мороженого [попутно рассуждая, пачкать ли дополнительную посуду или можно уже из одного корыта, так сказать].
"Мороженое без молока?" - догадывается умница Женя.
"С молоком: я доказал ему, что это метафизически приемлемо", - Мирон улыбается в светящийся экран, показывающий ему хлопающие ладошки.
Вообще, для Славы была подготовлена отдельная комната, с собственной ванной и выходом на веранду, но он по приезде только закинул туда шмотки, а для жизни облюбовал огромный диван в гостиной, где помещался и вдоль, и поперёк, и по диагонали с запасом. Это получилось случайно, но в первую же ночь они уснули там вдвоём, а после уходить спать к себе Мирон как-то не решался.
Не смотря на свою великанскую породу, Слава казался каким-то хрупким. В нём, всё таком же обаятельном, контактном, остроумном - каким и запомнил его Мирон, - что-то безвозвратно изменилось. Во всяком случае, теперь этим лисьим глазам нечего было прятать за стёклами дурацких чёрных очков.
Иногда нечто в разговоре или по быту триггерило его, и Мирон даже слышал, как разом, будто от сквозняка перед грозой, захлопывались все окна и двери - Слава уходил в какой-то меланхолический тупик, а Мирон расстраивался, но вставал поодаль и ждал, пока отпустит. Порой это растягивалось на часы, нередко проходило полный цикл за считанные секунды.
Как, например, в тот раз, когда они ели груши, сидя на траве возле дома. Плоды были очень сочные, и Мирон как заворожённый глядел, как всё это течёт у Славы по пальцам, ладони, запястью. Наверное, именно поэтому он даже не запомнил, о чём там тарахтел, и не заметил, как и отчего система пошла на перезагрузку, а когда Слава уже слабо и виновато улыбался ему, он, ничего не соображая, подчиняясь неведомому зову, только и смог, что потянуться вперёд и поцеловать этот сладкий рот.
Какое-то объяснение Мирон всё же получил спустя несколько дней, выявивших, кстати, у обоих потребность постоянно поддерживать физический контакт, когда Слава весьма скабрезно намекнул, что его сюда пригласили на "весёлые выходные", пока законная супруга "навещает дальних родственников". Мирон, уже почти уложенный на обеденный стол в этот момент, хотел было оскорбиться, но вовремя вспомнил, с кем имеет дело: это к себе Слава допускал подобное отношение. Пришлось по-быстрому распедаливать, что бывает, когда берёшь половинку из другого комплекта, как бы хороша она ни была сама по себе.
- Мы разбежались уже полгода как.
Слава нежно снял Фёдорова со стола и больше эту тему не затрагивал.
Затрагивал чувствительные места - за ушами, на внутренней стороне предплечий, по бокам, выступающим тазовым косточкам... Мирон распластывается на воде звездой и смотрит в безоблачное небо, обещающее очередной жаркий день. Прятать Славу от солнца было непросто, но Мирон справлялся. И радовался результатам своих трудов, когда Карелин складывал на него свои длинные, не тронутые загаром ноги - конечно, не отказывая себе в удовольствии всё это перещупать. Это и чего-нибудь повыше, ну вот хоть животик. Растительности на Славе почти не было, а оттенок кожи не бледный, не болезненный, а какой-то сливочный, мягкий и тёплый - на вид такой же, как и на ощупь. Все эти прикосновения, объятия и ласки, рассыпающиеся гроздьями как искры фейерверка, не имели цели довести дело до конца. Смешно сказать, за всё это время они только пару раз совместно подрочили с хэппи эндом, но то, как и сколько они трогали друг друга, не позволяло Мирону думать, что секса у них не было.
- Мне понравился твой последний альбом, - спохватился Слава, когда ему уже задрали на уши футболку и тихим сапом стаскивали трусы, обнажая ландшафт до нужного градуса.
- Посредственный. Общее мнение таково. - Мирон даже пожалел, что одежды так мало, представляя, как было бы здорово распаковывать Славу в родных северных широтах.
- Ты меня слушай. Заебись альбом. Знаешь почему? Пусть и не моими стараниями, а огород ты с себя понемногу отколупываешь - ты хоть понимаешь, как это круто в твои-то годы? К третьему альбому такие принцессы уже всё: кто в залупу, кто по маразм - а ты только говорить начинаешь. Не зря я пинал твой сраный портфель после школы 7 классов подряд.
Это-то Мирона и отпугивало всю дорогу. С его везением на всякий абьюз, Гнойного можно было только обойти по периметру и забыть как страшный сон. Ну или треки его послушать, тоже вариант.
- Какое-то одностороннее воспитание получается, не? Ладно, где там мой пряник... - Мирон уже залез под бельё и по-хозяйски схватил за ягодицу, когда Слава понял, к чему всё идёт, и впервые за весь месяц по-настоящему рассмеялся. - Давай, переворачивайся.
Мирон переворачивается и делает кувырок в воде. Даже вспоминать об этом было горячо. А думать надо о завтраке и скорой разлуке. Они, конечно, договорились ещё на август, но кто знает, что будет в августе? Может, он сам уже вернётся, может, придётся выдёргивать с корнем Славку, а он же затянет своё "а тут семья, родные, не зря-таки Русь крестил Владимир"... Есть ли у него шансы вообще не зачахнуть духовно на чужбине? Мирон вспоминает, что где-то на флешке у него валялся один любопытный научно-фантастический роман - о том, как тонет Япония. Что ж, ему не привыкать искать ответы на свои вопросы в книгах.

@темы: фанфикшн, слав, не надо!

---

Да затрахал меня!

Честер уже полчаса размешивал в чашке сахар - это успокаивало и нервировало одновременно. Самого Честера и бармена, отработавшего ночную смену и ждущего своего сменщика. Красивый, кудрявый пацан зыркал на единственного в этот час посетителя первые десять минут, потом нырнул за стойку, вынырнул, характерно пошмыгал носом, опрокинул в себя что-то крепкое и уткнулся в повидавшую виды книгу в мягкой обложке.
Крикнул в процессе:
- Может тебе сэндвич сделать?
Честер отказался, поблагодарив за заботу. Похоже, видок у него был тот ещё, если даже этот заебавшийся тип его пожалел.
Спустя двадцать минут в бар заходит Роб. Он заказывает воду с лимоном и идёт к Честеру.
- Ты так ложкой стучишь, что через два этажа слышно, - говорит он вместо приветствия.
- И тебе не хворать, чел.
Ударник садится к Беннингтону вполоборота и принимается смаковать свою водичку. Как есть обложка диска с исцеляющей музыкой рэйки - в голове у вокалиста аж птички запели и лес в росе зашуршал.
- Чё случилось-то? - спрашивает Бурдон в районе половины стакана.
Ответчик вздыхает как 33 индийские женщины в чайном поле.
- Майк? - в первую очередь необходимо отсеять именно этот вариант. Чаще всего дальше выяснять и не приходилось. Вот как теперь. - Чего он опять?
- Да затрахал меня! - тут же взрывается Честер: долго мариновался.
- В каком смысле?
- В прямом! Три раза, Роб, ты представляешь?? Три, мать его, раза!! - Смотреть, как бесится этот чудесный человек, можно было бесконечно, главное, чтобы повод всегда оставался ерундовым. - Он хотел ещё и четвёртый! Я думал, я умру нахрен!
- Он плохо с тобой обращается? - как-то неожиданно тихо и резко интересуется ударник, моментально окаменев.
- Что? Нет! - Беннингтон даже пугается. Из всей их шайки Роб был самым стабильным: он мало говорил и много слушал, с ним было приятно и работать, и отдыхать. Никто не знал, о чём он думает, но все знали, что ни о чём плохом. Он редко во что-то вмешивался, но когда делал это, его слушались. Даже Майк. Честер чувствовал какое-то особое расположение Бурдона к себе и мог быть с ним откровенным. Ну, уж точно поболее, чем с любым другим бедолагой, попавшимся под руку в час нужды. - Нет... Он столько меня растягивает, что первый раз я нередко кончаю только от этого.
Джо бы уже запустил в него тарелкой от таких подробностей. Он до сих пор пыхтит как бык на корриде, когда они с Майком забывают, где находятся, и начинают ворковать (то есть довольно часто). И не дай бог при нём случайно сложить на эмси ноги, или - случайно же - позволить последнему залезть языком в своё ухо.
- В прошлый раз ты жаловался, что он на тебя даже не смотрит.
- Ты же в курсе, как он работает...
- Ну вот. Теперь отдаёт с процентами.
- Ага. Я уже не знаю, в какой угол заныкаться.
- Да-а. Майк у нас парень горячий.
- Кому ты это говоришь!
Вздох 34-ой индийской женщины.
- Вроде японцы - люди сдержанные и без претензий?
- Ты хайку их читал? Там в каждом по Везувию спрятано. А камикадзе? Это страстный, гордый и изобретательный народ.
Изобретательный, это точно. Майк осваивал Честера как музыкальный инструмент, Беннингтон даже предположить не мог, что это возможно - такие он звуки из него извлекал. Как это объяснить? Как объяснить, что Майк делает ему так хорошо, что аж плохо?
- Плюс, его мать - из Европы, а у неё русские корни. Вот и посчитай.
Про Россию Честер знает только то, что она большая и существует: они даже с концертом туда ни разу не ездили. А вот его телу известно несколько больше, и оно дополняет эту информацию сладким фантомным зудом в заднем проходе. Приятно, конечно, было, что Шинода ему так доверился, что вывалил весь этот свой непростой нрав. Приятно и страшно одновременно.
- Почему ты не обсудишь с ним это?
- Да бля, он ранимый пиздец. Станет думать, что он мне надоел, точно тебе говорю.
- Это смотря, как скажешь.
- Да всё равно как. Он головой поймёт, а сердцем обидится. Будет страдать у себя там в чертогах, песенки писать - которые мне потом исполнять, между прочим, а я сам шифер перекладываю по три раза в год.
- Счастливым-то искусство на что? А мы с него кормимся.
- Так на пустом месте же!
- Зато пока он свои комплексы отрефлексирует, ты как раз отдохнёшь - жирком обрастёшь, соскучишься. - Никогда бы Честер не подумал, что когда-нибудь ему будет достаточно: внимания, прикосновений, секса. А тут ещё с горкой насыпают. И кто! Парень, который лишний раз друга детства не обнимет, к фанатам ходит как в резервуар с крокодилами - как он тогда со сцены в толпу прыгнул, вообще непостижимо. - Сплошной профит же, не?
Роб говорит легко, спокойно, и Честер невольно расслабляется тоже. Кудрявый бармен дождался всё-таки своего сменщика и отползает теперь в сторону дома, душа, еды и мягкой постели.
- Слушай, пойдём позавтракаем? А то этих сонь не дождёшься, - предлагает ударник, приканчивая свой аперитив. - Тут за углом круглосуточная ливанская кухня.
Честеру сразу захотелось что-нибудь съесть. Например, слона.
- То, что надо, по-моему, для достойного противостояния либидо нашего неудержимого лидера.
Роб улыбается, поднимаясь со своего места, и Честер, следуя за ним на выход, думает, что всё не так уж и плохо, в конце концов.

@темы: фанфикшн, лп

---

Хочешь какао?

Что ж, с костылями Честер освоился за смешные пару недель и передвигался на них довольно резво, даже по пересечённой местности. Однако ходить с ним на охоту всё ещё не имело смысла: слышно его было за километр.
Особенно в тишине, охватывавшей дом в ночное время суток. Майк поворачивает голову на характерный шум.
- Ты чего вскочил?
Честер сонно моргает и в люминесцентном свете, идущем с кухни, выглядит натуральным призраком.
- А ты... чего тут?
Майк поднимает руку, демонстрируя своё занятие - раскрытую книгу.
- Ты уснул, а мне так и не удалось.
Честер вяло кивает и продолжает стоять на месте, будто врос в пол.
- Хочешь какао?
Майк осматривает полуночника со своего места на диване и делает вывод, что тот, скорее всего, просто замёрз, вот и выполз в поисках грелки. Не дождавшись ответа, он поднимается и идёт ставить чайник.
Вместе с горячим напитком ему удаётся запихнуть в Беннингтона ещё и булочку. Майк допивает свой чай, думает о том, что им делать, если вдруг остановится Гольфстрим. Разговаривать в два часа ночи не о чем. Проходит минут двадцать, прежде чем ветер снаружи остервенело зажевал ставнями.
- Пойдём в постель? - тихо просит Честер, поджав под себя три конечности из четырёх.
- Я буду шуршать.
Майк не может сдержать улыбку, глядя, как нахохлилась эта птичка с большим клювом.
- Шурши.
Они обосновались в гостевой спальне на первом этаже, чтобы Честер не скакал по лестнице, доводя тем самым до предынфарктного состояния свою няньку. Это было мудрым решением ещё и потому, что делить супружеское ложе с каким-то чужим мужиком... ну, не то чтобы чужим, конечно... даже совсем не чужим! - как-то не комильфо, в общем. Являлось ли то ложе супружеским после всего, что устроил Майк, это уже другой вопрос. Фактически, именно такого рода права на своего вокалиста лидер Linkin park так или иначе заявлял всегда, но на личную жизнь это до сих пор не распространялось. Как видно, зря.
Честер подлезает Майку под бок и устраивает голову у него на плече.
- Я усну, ты меня скинь.
Ага. Сразу проснётся и сцапает как-нибудь ещё неудобнее.
Но Майку нормально. Ему теперь всё нормально после того, как Честер вымотал ему всю душу, не подпуская к себе, не позволяя помочь и позаботиться. За дело, конечно. Этот парень смотрел на мир неизменно несчастными, разочарованными глазами - и Майку не понравилось находиться по эту сторону прицела.
Он листает книгу до нужной страницы и уже понимает, как кошмарно это прозвучит.
- Ты же знаешь?.. я очень, ОЧЕНЬ, сожалею о том, что ты так плохо сломал себе ногу и так мучаешься теперь, но в то же время я даже представить не могу, как бы иначе мы разбили весь этот лёд меду нами.
Так он пытается сказать, что для него это тоже важно, что все эти годы Честер не был одинок. Что Майк скучал. Что рад ему. Что неизвестно ещё, кто тут кого на самом деле спасает, и у кого мозги как у креветки.
Честер слышит. Этот максимально непохожий на него человек. Он трётся о плечо щекой, носом, тянется, целует куда-то под челюсть - принимает, прощает. Тисками сжимает Майку сердце: разве он заслужил всё это?
- Почитай мне. Что там у тебя?
- Блейк.
- Ох, ну ладно. Поди не хуже твоих обычных простыней.
Просто если потерял то, что не ценил, но каким-то чудом получил назад - этого у тебя уже никому не отобрать.

@темы: фанфикшн, лп

---

хочется растащить Лорку на эпиграфы к своим фичочкам, ЕСЛИ БЫ У МЕНЯ ИХ БЫЛО СТОЛЬКО!
чего я вообще стал его перечитывать? без ножа меня режет..
как же хорошо~

читаю потихоньку пьески. мой двухтомник 75-го года выпуска *трепет-трепет*, и, судя по состоянию, их здесь до меня никто не открывал

@темы: фанфикшн, читаю, лето с федерико